Чжунгоцзе, плетение узлов
Шрифт:
Все же, должно быть, в мире единый деятель — Бог, а человек призван уподобляться Ему и помогать. Но грех исказил душу человека, и все его занятия на земле приносят по большей части разрушения.
Мы толковали с тобой об этом и, надеюсь, вернемся еще к этой беседе.
И свое письмо я хочу заключить словами святого Григория Нисского:
«Бог по природе Своей есть всё то объемлемое мыслию благо, какое только есть вообще… Будучи превыше всякого разумеваемого и постигаемого блага, Он творит человеческую жизнь… только потому, что благ»[8].
Вспоминай об этом,
Пусть это утешает и укрепляет тебя.
Береги себя.
Чжайдао».
Нежата отложил исписанный лист к другим таким же письмам. Когда-нибудь он решится показать их Юньфэну…
[1] Китайцы почему-то считают, будто легкое опьянение придает человеку очарование: глаза влажно блестят, щеки раскраснелись… Ни одна нежная история не обходится без того, чтобы напоить кого-то из героев.
[2] Игра взята из романа «Сон в красном тереме» Цао Сюэциня.
[3] 1Кор. 3:8
[4] Моисей, Авраам и Иов.
[5] Иоанн Златоуст, Письма к Олимпиаде, письмо 2
[6] Иакинф Бичурин, Троесловие, комментарии.
[7] Там же.
[8] Св. Григорий Нисский, Об устроении человека.
Глава 9. И пусть на Праздник фонарей дыхание небес нежней
После Чунъяна в дом Ао стал захаживать младший дядя Сюэлянь — молодой господин Пань. Это был статный мужчина в возрасте, когда уж он установился,[1] далекий от музыки, поэзии и учения — благо, положение семьи позволяло ему вести такой образ жизни, какой ему был по нраву, не горбясь над книгами. Он навещал племянницу, затем шел к Юньфэну и мучил его и Нежату своим присутствием и болтовней о суетном и скучном. Юньфэн умолял Сюэлянь, чтобы та как-то повлияла на своего цзюфу[2], даже сказал, что будет заниматься, готовиться к экзамену, лишь бы тот больше не приходил, не заставлял их страдать. В конце концов, удалось уговорить его приходить только в те дни, когда они приглашают гостей. Так что теперь ни один поэтический вечер за чашкой чая или чарочкой вина не обходился без молодого господина Паня. Именно от него Юньфэн и Нежата сбежали в сезон малых снегов в хижину с соломенной крышей — домик при усыпальнице предков семьи Сяхоу у подножия горы Юэлю. Они провели там больше четырнадцати дней, и только совсем испортившаяся погода прогнала их обратно в Чанша.
И тогда возобновились вечера с друзьями и неизменным господином Панем, который стихов не сочинял, однако как-то умел всех рассмешить и разрядить серьезность обстановки.
Однажды, собравшись вечером в начале сезона больших холодов, они решили сочинять стихи на рифмы[3] стихотворения Тао Юаньмина «Пью вино»[4].
— А чей текст окажется самым никудышным, пьет штрафную чарку, — заявил Ся Юньни.
— Я не буду участвовать, — поспешно отозвался Нежата.
— Нет, всем обязательно участвовать, — возразил Ся. — Иначе будет не интересно.
— Но я не умею писать стихи, а пить вино не могу, — жалобно проговорил Нежата и глянул на Юньфэна в поисках поддержки.
— Ты будешь участвовать вне конкурса, — успокоил его Юньфэн. — Потому что,
— Я, кстати, участвовать не буду, — сообщил Пань Цзинь. — Я стихи не пишу. А выпить могу хоть пять штрафных чарок, хоть десять, — и он налил себе вина. — А также буду вашим судьей и буду следить за временем. Итак, три, два, один — начали! — он зажег благовонную палочку с временными насечками. — На написание стихов отводится ровно одна палочка.
Остальные поспешно разобрали кисти и бумагу и погрузились в размышления. Нежата время от времени тихонько спрашивал Юньфэна о чем-то, и тот терпеливо объяснял. Через половину благовонной палочки Пань Цзинь громогласно объявил:
— Половина времени прошла!
А когда палочка догорела, он сообщил:
— Время истекло! Кто читает первым?
— А, давайте, я, — махнул рукой Сун Шуньфэн. — Лучше уже не напишу, а вино хорошее. Так что слушайте:
«Прекрасно в городах среди людей —
Не стоит отправляться в глухомань», —
Одни невежды рассуждают так.
Их развлеченья обратятся в пыль,
Осевшую на травы у плетня.
Холмы ничтожны пред горой Наньшань,
Ночь накрывает тенью отсвет дня —
Они лишь к смерти горестной спешат.
И где же отыскать предвечный смысл,
Когда свое ты имя позабыл?
— Совсем не плохо! — откликнулся Юньфэн. — Но вино можешь выпить, если хочешь, — он улыбнулся, увидев слегка разочарованное выражение лица приятеля.
— Пусть теперь прочет Чжайдао, — предложил Ся Юньни. — Мне очень любопытно услышать, как пишет стихи человек, едва начавший учиться.
Нежата вздохнул и прочел:
— Когда, бредя, замрешь среди людей
Иль, странствуя, заходишь в глухомань,
Ты понимаешь: мир устроен так —
Он совершенен, но сотрется в пыль.
Засохнет хризантема у плетня,
Обвалы сокрушат гору Наньшань,
И звезды, пав, сотрут сиянье дня.
Жизнь катится к концу, гремя, спеша,
Роняя красоту, теряя смысл…
Но все же Бог о нас не позабыл.
— Я считаю, очень хорошо, — заявил Ся Юньни. — Я даже сам готов выпит штрафную чарку за то, что сомневался в способностях господина Не. Давайте уж, прочту свои стихи. Не судите строго!
Мне нравится ходить среди людей,
Я не люблю ни тишь, ни глухомань.
Мне кажется, все в этом мире так:
Домой придешь, стряхнешь с одежды пыль,
Поговоришь с соседом у плетня —
Недавно он гулял в горах Наньшань,
Вчера вернулся, не прошло и дня,
Толкует о пейзажах не спеша.
В общении людей есть теплый смысл,
Теряет много, кто о нем забыл.
— Отлично, — улыбнулся Юньфэн. — Это так похоже на тебя.
— Еще бы! — откликнулся Сун Шуньфэн. — Это же он сочинил, чему тут удивляться? А правда, твой сосед был в горах Наньшань?
— Был, только летом. Юньфэн, давай уже, читай свои стихи.
— Ну слушайте, — Юньфэн развернул свой листок:
— Жить можно в суете среди людей,