Цветик
Шрифт:
– Жизнь, Аль, налаживается, доченька вон топает вовсю, а шпана, не знаю и в кого?
– Ну да, ну да папа-то сама скромность!
– подтвердила Алька и оба засмеялись - не было ни одного собрания в школе, чтобы Бабуров и Цветкова не фигурировали в проделках или происшествиях.
– А нам с тобой и после школы больше всех прилетело, но ничё, не пропали!
– Точно, Андрюха, я так за вас боялась.
– С чего это?
– Ну проскальзывала мысля такая - а вдруг пить начнете от безделья? А вы у меня...самые лучшие.
–
– Ох, я иной раз навтыкаю полну попу огурцов, поору, поехидничаю, а потом подумаю - ведь пошлют меня как-нибудь, скажут, иди-ка ты, Цветик, мы уже выросли твоё орево выслушивать.
– А, не парься, мы наоборот, скучаем без твоих втыкушек. Это, наверное, по жизни так и будет: ты -рядом и мы, получающие от тебя, если накосячили. Петька, вон, постоянно спорит, когда че нибудь не так, и ведь угадывает твою реакцию, а мы, дураки, ведемся и постоянно остаемся проигравшими.
Он чмокнул Альку в щёку:
– Пойду с Вашей горой Араратской знакомиться, наслышан.
Вечер получился как всегда - шумный, веселый, колготной, много пили и пели, Алька вся исстрадалась - ноги рвались в пляс, а 'интересное положение' не позволяло, зато отрывались два Авера, маленький старательно копировал и повторял все папины движения, папа подхваливал сыночка, а у того сияли глазки.
– Мама, смотри как мы с папой танцуем!
– кричал он на весь двор, мама показывала большой палец, и мужики старались еще больше.
Петька сжалился над пузатиками и включил всеми любимого Ободзинского, его 'Восточную песню'. Саша тут же начал танцевать с Алюней, бережно придерживая её. Как-то разом все разбились на парочки, только Гешка и Санька Плешков были не при дамах, но не заморачиваясь, стали изображать в сторонке танец типа танго. Авер любовался своей Алюней.
А Чертов... Чертов еле сдерживался, чтобы не зацеловать серьезную, смущенную козу-дерезу. -"Тихо, болван, не спугни, тихо!" - мысленно бил сам себя по шаловливым ручкам, что так и норовили обнять покрепче, прижать к груди посильнее...
Расходились постепенно. Сначала ушли Аверы - уснул Мишук, напрыгавшись, да и Алька подустала. Потом Дрюня со своими девами, а Чертов и Натаха совсем 'незаметно' для всех остальных тоже исчезли из поля зрения.
Натаха повела его на ребячье место, где они разожгли небольшой костерок, сидели рядышком, задумчиво смотря на огонь и изредка перебрасываясь словами. И оба про себя изумлялись, что так замечательно им сиделось и молчалось. И если Наташка удивлялась - как это никто не заглянул на огонек костра, то Чертов не задумывался. Он просто наслаждался близким соседством ставшей за несколько дней так необходимой ему козы-дерезы.
А на дороге Санька с Гешкой заворачивали желающих пойти на огонёк.
– Сань, ну я рад за Натаху. Такая пара из них вышла - оба
– Ага, ехидные две заразы, резкие, чуть что, в лоб могут засветить, - дополнил Плешков.
И опять долго бродили Чертов с Натахой по спящему посёлку, посидели на бревнышках у пруда, послушали громко слышный в ночи шум падающей с плотины воды...
– Тишина какая, аж на уши давит. Редко когда так бывает, ещё, пожалуй, в горах, звуки далеко разносятся, - задумчиво проговорил Иван.
– А я вот на море хочу, особенно, когда оно штормит. Андрюха Бабур видел, говорит, жутко и восторг зашкаливает. Но это на следующее лето, может, с Санькой и соберемся, сейчас вот через десять дней поедем учиться, вернее, сразу в колхоз. Первый раз день рождения буду без своей, как ты скажешь-свиты, отмечать. Обычно здоровски бывает - всякие хохмы придумывают, розыгрыши, дурачимся много.
– Когда?
– Что когда?
– День рождения твой?
– Седьмого сентября, а на следующий день - именины у Наталий. Это баба Катя меня так настояла назвать, родители хотели Ирина или Марина, а она по святцам и никак иначе...Вот и стала я Натахой.
– Не, не Натахой, как-то по-собачьи, а Наташенькой, Наточкой.
– Да ладно, мне коза-дереза больше нравится.
– Глупышка!
– Ванька притянул её к себе, - да не боись, не буду я ничего, вижу же, что ежиться начинаешь.
– Так от воды прохлада идет.
– Вот и погрейся возле меня.
Опять помолчали, темнота понемногу серела... Ванька вздохнул:
– Пошли, скоро народ вставать начнет, а ты ещё не ложилась, утомил я тебя своими разговорами.
Пошли неспеша, держась за руку. Наташка и хотела бы и отнять, но разве у Чертова из лапищи выдернешь? У их калитки он чмокнул её в нос:
– Спокойной ночи, не, утра, маленькая!
Едва отошел, его окликнули:
– Капитан, на пару слов!
– А чего это ты, Санёк, меня капитаном стал звать, вроде бы по имени давно общаемся?
– Ну, видишь ли, - замялся Санька.
– Вижу, вижу... не то ты думаешь, я сам за неё кому хошь пасть порву.
– Точно? Не обидишь?
– Как думаешь, смогу я ей хоть немного нужным стать? Я завтра отчаливаю, там будет командировка месяца два-три, потом приеду - заберу, если, конечно, будет согласна.
– Значит, все у тебя серьезно?
– Более чем, Санёк!
В воскресенье после обеда стали собираться домой. Алька задерживаться не стала, - Авер вместе с Витьком и Чертовым уезжали в ночь. Иван, помявшись, все-таки решил садиться здесь на станции, а ребята присоединятся к нему в Горнозаводске. Он было попробовал переубедить мамку и деда, что ничего не надо ему совать из варений-солений, все взял дядька. Но кто б его слушать стал?
– Вы удвоем вона якие здоровые, унясете!
И натащили им... принес Васька чего-то в коробке, отметились Натахины пажи, принесли большую сумку.