Цветик
Шрифт:
– "Всяко-разно пригодится" - я тама все подписал, для твоей матушки и сестричек всякие травки сушеные, ты не боись, у меня бабка всю жизнь травы вместо чаю, а и грибов сушеных, и черниги малость, - разъяснял Валёк, - мы ж тоже уважаем добро, а ты, Иван, вона с нами возился постоянно, вместо отдыху-то. Ещё, бабка моя всегда говорит - если от души тебя люди уваживают, грех отказываться! А и проводим тебя, все баулы поможем погрузить, ты это... если будет желание и время, приезжай ещё к нам. Мы тебе рады будем, всегда.
Ребята дружно поддержали его,
Плюнув на все, пошел к Плешковым
– Наташа, надо поговорить!
Одетая в свои драные шорты и майку, разлохмаченная и смущенная пристальным взглядом Ваньки, она выдавила:
– Подожди, переоденусь.
– Пошли, немного прогуляемся!
Сели на недальнем бугорке, откуда весь поселок был как на ладони. -Я... вот через три часа уезжаю, скажи, могу я надеяться, что небезразличен тебе?
– рубанул с плеча Ванька.
– Ну, я не знаю...
– растерялась Натаха, - как-то это всё неожиданно... мне трудно... я...
– Понятно!.. Ладно!
– он помолчал, потом встал.
– Пошли, коза-дереза. Надо ещё гостинчики упаковать, да и чё твое время занимать?
Он протянул ей руку, помогая встать.
– Что ты со мной как с барышней кисейной, - удивилась она, - я пока не развалюха.
Он как-то грустно усмехнулся:
– Наоборот!
– и резко шагнул вперед.
– Пошли!
Наташка поплелась за ним следом, разрываясь между желанием сказать, что нужен, и боясь... На глаза навернулись слезы, и она, запнувшись, полетела на землю. Ванька едва успел поймать её.
– Что ж ты падать взялась постоянно, не развалюшка?
Она, как-то судорожно всхлипнув, спрятала у него на груди лицо и робко обняла его за шею. Ванька замер... минут пять стоял не шевелясь, потом отмер, бережно-бережно оторвал её лицо от груди и опять начал вытирать её слезы.
– Детский сад, - качал он головой, заправляя волосы за ухо, потом вгляделся в её лицо и начал тихонько целовать, приговаривая:
– Как теперь без тебя тошно будет коза-дереза.
– Вань, а ты мне будешь писать?
– Обязательно! Только прошу тебя, не паникуй, если долго нет писем... значит, я в очередной дыре, в командировке. Не придумывай себе ничего, просто пойми, я от тебя никуда, длиннючая, вреднючая, ехидина мелкая, заруби на своем, - он аккуратно поцеловал её в нос, - конопатом носу - Ванька Чертов никогда пакостником не был и слово держать умеет.
– И ничего я не конопатая! Ну, подумаешь, несколько веснушек!
– А я про что? Они такие милые, - он опять целовал её веснушки.
– Так, стоп, пошли, пока у меня ещё сил хватает сдержаться, - он жадно и крепко поцеловал её.
– Все, маленькая, приеду, как только сумею. И к тому времени ты точно поймешь, нужен тебе я или это так, мимолетно. Коза-дереза, а мне-то от тебя ждать писем?
Коза только кивнула. Так и пошли молча дальше и уже у самого поселка в тени березки, его невероятная врединка окликнула:
–
Он остановился, вопросительно глядя на неё.
– Ваня, я я буду очень ждать твои письма!
– и покраснев, вдруг сама прижалась к нему и, привстав на цыпочки, потянулась к нему губами... -Милая!
– Чертов сжал её в объятьях, - маленькая моя!
Он, забыв про все, целовал свою козу-дерезу. Потом резко выдохнув, остановился:
– У меня же башню сносит, пошли, иначе...
. И шел Ванька как-то боком, а его мелкой занозе и невдомек было, почему он так неудобно идет.
ГЛАВА 20
Дома Альку ждали аж три письма из Сербии и... картина 60х40, с которой счастливо улыбались Аверы. Художник Гоша сдержал-таки слово, Ванька привез холст, Саша сделал рамку и повесил в спальне над кроватью.
Минька восторженно застыл возле неё:
– Мама, какие мы красивые! Ой, а это ёще, смотри, мам, мы с Ваней!
В рамочке, стоящей на комоде, был небольшой, чуть больше фотографии рисунок - Чертов держал на руках Миньку и оба заразительно смеялись.
Алька в нетерпении взяла письма Стоядиновичей, посмотрев по штемпелю дату отправки начала читать. Валюха писала, что встретили их шикарно, вся ближняя и дальняя родня съехалась посмотреть на русску жену и малиша, гуляли целую седьмицу, свекровь умилялась и любовалась маленьким внуком и откровенно хвасталась русской снохой всем соседям. Валюха скучала по дому, описывала быт сербов, обычаи, еду, делилась сомнениями и тревогами, удивлялась, восхищалась, особенно впечатлили её Балканские горы-'Аль,есть места, где чувствуешь себя муравьем среди вот такой суровой красоты, и нет ничего кроме гор и, действительно, далёкой дыры в небо".
В общем, получила Алька подробное описание всего:
– Как сама там побывала, хотелось бы увидеть вживую. Смотри, смотри, какая красотень, - она подавала Саше фотки адриатического побережья, куда Стоядиновичей утащили после празднований родственники.
– Красиво, вот бы нам когда там побывать случилось?
– Посмотрим, как наш малыш будет расти, если все нормально, летом у нас на Черном побываем, - улыбнулся Авер.
Проводила мужиков Алька, и словно бы в унисон её и Натахиному настроению, пошли дожди. Природа как-то сразу съежилась, резко полетели листья, достали резиновые сапоги, зонты и куртки, дождь сеял и сеял, Алька тоже кисла, так долго тянулась неделя без Сашки, вечность целую.
Приехал дед:
– Усе мокрое, у лес ня пойдешь, а у окно глядеть - тоска, мы тута с Минькою лучшее мультики посмотрим и у кахве добягим!
А в Медведке тоска навалилась на козу-дерезу, она никому из свиты не говорила, что скучает по Чертову. Особенно после того, как Виталька Першиков, в первые дни после его отъезда ехидничал:
– Ну что, Натаха, улетел твой орел?
– Он, может, и орел, но с чего мой? И с вами точно также общался? Да и на то он и орел, чтобы лететь куда хочет.