Цыганские сказания
Шрифт:
Может, семья решила убедиться, что меня не держат в заложниках, а если держат, я, по крайней мере, жива и в своём уме?
— Кажется, мы ели что-то подобное в Литве, правда, Кристо? — пытаюсь я разбавить повисшую тишину.
— Да.
— О, романтические воспоминания! — оживляется Ференц. — Вы ведь путешествовали по северу Польской Республики месяц или два перед свадьбой? Должно быть, увидели много интересного и необычного. Я, признаться, за две с половиной сотни лет своей жизни так и не выбирался за пределы
— Вообще-то мы подписывали такой документ, о неразглашении. Служебные секреты, — бормочу я.
— Ну, расскажите то, что не относится к самим приключениям, — вампир чуть манерно встряхивает белокурыми локонами. — Что-то географически познавательное.
Я вопросительно смотрю на мужа, но он уставился в тарелку. Придётся мне отдуваться в одиночку.
— Ну, там было много хвойных деревьев. Такие большие лесные массивы. Еда почти вся была из картошки. Очень вкусный сыр, похож на голландские сорта, такие мягкие, сливочные. И, э...
Я встретила очередного дальнего родственника, он был мёртв и очень хотел на мне жениться. В конце концов упокоился у меня на руках от раны, которую получил, спасая меня. Я отрезала его голову, чтобы закопать в огороде фамильной усадьбы, где оставалась жить его безумная столетняя сестра. За мной бегала толпа мёртвых жрецов, мечтающая принести меня в жертву. Мы с Кристо разоряли курганы древних языческих князей и целовались. Ничего из этого я не могу рассказать, так что просто делаю неопределённый жест рукой, стараясь улыбаться как можно более светски.
За столом снова повисает молчание. Тётя Дина оглядывает сидящих потихоньку, Катарина — открыто. Минуты через две до Беренчи доходит, что разговор опять зашёл в тупик.
— Ладно, если уж слушать рассказы... Ловаш когда-нибудь говорил о Матьяше Корвине? Когда я был молод, последним рыцарем Европы бредили все мальчики, конечно, те, которые умели читать. Я не мог наслушаться, когда Ловаш о нём рассказывал. Удивительно и печально, что из Хуньяди никто, кроме него, не смог дожить до преклонных лет.
— Никто кроме кого? — подаёт голос сиротка. — Я думала, Король Ворон умер, не дожив до пятидесяти. Я что-то упустила?
— Кроме Ловаша, — Ференц салютует «крёстному» бокалом с ассу. На мой взгляд, к картошке лучше подошло бы пиво. — То есть, я имею в виду их поколение и поколение их детей, потому что их с Матьяшем отец умер без малого семидесятилетним, и то от чумы.
Я испытываю жгучую потребность срочно выпить ещё вина, как бы странно оно ни сочеталось с северопольской кухней. Словно угадывая мои мысли, Кристо наполняет наши бокалы. Ференц, спохватываясь, наливает ассу тёте Дине. Батори берёт бокал Катарины.
— Ну, вообще-то я не очень настроен говорить об этой части своей биографии, — негромко замечает он.
— Вы — родной брат Короля Ворона? — громогласно вопрошает
— Не по чему, а по матери, и не родной, а единокровный. Я действительно не готов обсуждать детали, — отдав бокал Катарине, император наполняет свой. — Я лучше произнёс бы тост...
— Сейчас такое называется «фактический брак», — громким шёпотом поясняет девчонке Ференц. Катарину буквально разворачивает к нему:
— Так он бастард?!
— Я был официально признан отцом. Точно так же, как Матьяш признал своего сына Яноша. Короля Боснии. У нас в роду все были ответственными отцами, — ого, а император-то нервничает!
— Но ведь Янош получил фамилию отца, а вы — нет, — указывает Катарина, подкрепляя своё утверждение выразительным движением бокала.
— Нет, он получил только прозвище. Он был Янош Корвин, а не Янош Хуньяди. Во избежание путаницы. Если бы мы все были Яноши Хуньяди, получилась бы полная неразбериха.
— Ваше настоящее имя Янош? Звучит не так изысканно, как Ловаш! — сиротка, кажется, в полном восторге от открытий вечера.
— За семейные узы! — поспешно произносит тётя Дина. Император откликается с явным облегчением:
— Прозит!
— М-м-м, — Катарина отрывается от бокала через два глотка, явно осенённая какой-то мыслью. — Весь этот проект с самой гуманной империей в истории... Вы соревнуетесь со своим покойным братом, да? Очень распространённый комплекс, я всегда радовалась, что единственный ребёнок в семье. С ума бы сошла, если бы все кругом только и разговаривали о талантах моего братца. Например, вон Кристо.
Я сочла вечер спасённым. Лично для меня.
***
Когда Кристо уходит рано утром, я не открываю глаза, потому что никак не могу понять: мы помирились, или всё, что было ночью, символизирует что-то другое? Упаси Господи, он не был груб и не оставил меня равнодушной, вот только не произнёс с начала ужина ни слова. Это обстоятельство немного обескураживает. Как и то, что, уходя, он, вопреки обыкновению, только отвёл волосы с моего лица, но не стал целовать в лоб.
Вместо того, чтобы вскочить и принять утреннюю пилюлю с кофеином, я позволяю себе заснуть снова, и потому только около полудня обнаруживаю, что муж оставил мне нечто вроде подарка: латунную летучую мышь на кожаном шнурке. Ту самую, из шкатулки тёти Дины. Подумав, я вешаю её на шею. Это не настоящий лилияко — амулет из костей и крыльев нетопыря — но всё же.
Помидор на пятке порадовал меня глубокими оттенками синего и фиолетового. Честное слово, неужели и в самом деле с ним ничего нельзя сделать, чтобы ускорить процесс заживления, кроме как два раза в день мазать невнятным кремом?