Далеко ли до Вавилона? Старая шутка
Шрифт:
Бедный Джерри, подумал я, мое сердце разрывается от жалости к тебе.
Мы высадились в Гавре и из-за неразберихи с транспортом задержались там на несколько дней. Солдаты ворчали не переставая. Майор творил новые правила. Нам воспрещалось есть свинину в прифронтовой полосе, так как оставшиеся в живых свиньи — их было не слишком много, должен я прибавить — соблазнительно жирели на человечине. Английской. Французской. Немецкой. Свинье шовинизм чужд, и для розовой лопоухой свиньи все нации едины. Пейзаж был донельзя уныл. Мы забыли, что такое сухая одежда. В конце концов нас погрузили в поезд, а затем поздно вечером выгрузили в Байеле. Дождь лил не переставая. Последние
В Байеле к нам присоединился Беннет, молодой человек, казавшийся симпатичным. Хотя он был старше меня всего на несколько месяцев и только что приехал из Англии, держался он с таким видом, словно все это давным-давно знает, и крепко стоял обеими ногами на земле. Мы делили крохотную мансарду — нередко с дворнягой, подбавлявшей тяжести в и без того тяжелую атмосферу, которая ни мне, ни ему не доставляла особого удовольствия, хотя у нас не хватало энергии принять какие-нибудь меры. Стекло в единственном оконце уцелело, и еще там был очаг, который наш денщик ежедневно топил. Дымил очаг невыносимо, но, по крайней мере, мы могли обсушиться.
На третье утро внезапно засияло солнце. Мы вышли во двор и посмотрели на него.
— А оно настоящее, — сказал Беннет.
— Только не очень греет.
— Это было бы уж слишком. А я знаю, где можно раздобыть пару лошадей.
— Не глупите, Беннет. Майор Гленденнинг не разрешит нам верховых прогулок.
— А кто ему скажет?
— Да, конечно.
Я вспомнил про Джерри.
— Раздобыть трех вы не можете?
— А почему?
Это было одно из любимых его выражений. Его невозмутимый юный английский голос ставил под вопрос все. Ответами он, в сущности, не интересовался: ему важно было задать вопрос.
— У меня есть друг.
— Все ясно. Будет очень весело.
Он исчез. Я вышел за ворота и направился туда, где несколько солдат возводили мощные земляные сооружения — во имя дисциплины, для поддержания боевого духа и чтобы как-то убить время.
— Можно мне примерно на час забрать рядового Кроу? — спросил я у командовавшего ими сержанта.
— Можно. Кушайте на здоровье.
Ему бы и в голову не пришло ответить так не то что майору, но даже Беннету. Он повернулся к солдатам.
— Кроу, бездельник, отлепи задницу от глины, да поживей. Тебя требует мистер Мур.
Джерри вылез из ровика и отдал честь. Я повернулся и зашагал прочь как мог быстрее. Он почти бежал за мной, чтобы не
— У меня есть лошади.
— Кошки-мышки!
Мы прошли мимо ворот, удаляясь от бдительного ока майора Гленденнинга и ротного старшины, который не питал ни малейшего уважения к младшим офицерам.
— Настоящие лошади?
— Погоди, и увидишь.
— Как это ты ухитрился?
— Влиятельные друзья.
Он сплюнул. Я смотрел на него, и мне было хорошо, как уже давно не было. Из-за угла выехал Беннет, ведя на поводу двух гнедых.
— Кошки-мышки! Ну, кошки-мышки!
— Ваш друг? — спросил Беннет, останавливаясь возле нас.
— Джерри Кроу. Лучший наездник графства Уиклоу. Посадки, конечно, никакой. И все-таки самый лучший.
Беннет невозмутимо нагнулся с лошади и протянул Джерри руку. С этой минуты я проникся к нему теплым чувством.
— Беннет.
Джерри пожал ему руку.
— По великой английской традиции, — сказал я, садясь на лошадь, — крещеного имени у него нет. Только фамилия.
— Мы же все знаем, что англичане — нехристи. Так что я не удивляюсь.
— Ну, так в седло, и поехали, пока кто-нибудь не решил, что мы ему совершенно необходимы, чтобы накопать еще нужников.
Мы последовали за ним по дороге. Он словно бы знал, куда едет. Потом мы свернули прямо в поле, где три-четыре крестьянина вскапывали и перекапывали землю длинными плоскими лопатами. За полем начиналась гряда холмов, кое-где украшенных грустными зимними деревьями. Беннет кивнул на холмы.
— Хотите посмотреть на спектакль?
— Какой спектакль?
— Не важно. А ну, за мной, за мной, за мной!
Он пришпорил лошадь и понесся вверх по длинному склону. Мой скакун трепетал от удовольствия. В ноздри мне ударил чудесный запах его пота. Джерри крякнул и промчался мимо меня, низко пригибаясь в седле, как жокей. На твердой земле за полем весь мир слился в перестук конских копыт. Мы свернули вправо и взлетели на гребень холма. Там Беннет остановился. Он взглянул на Джерри и широко усмехнулся.
— Наш общий друг был совершенно прав в оценке вашей посадки. Джентльменом в седле вас никак не назовешь, но на любых скачках я поставлю на вас.
— Я на джентльменов в седле плевать хотел.
— Правильно, — сказал Беннет. Он отвернулся и посмотрел на распростертую перед нами равнину. Вытянув руку, он указал длинным худым пальцем:
— Обещанный спектакль, господа.
Небо было необъятно. По нему величаво плыли большие белые облака, зачерненные снизу дымом, который поднимался от земли. Слева от нас ипрский собор обвиняюще уставлял в небо свои шпили. А за городом далеко-далеко, на самом горизонте, появлялась и рассеивалась цепочка белых пуховочек, служа задником серой искореженной равнине. Ближе справа били тяжелые пушки, и серый дым смерчами поднимался к облакам. Кое-где весело пылали фермы. И ничего живого. Из-за какого-то каприза ветра грохот канонады доносился до нас легким рокотом, так что лошади даже ушами не передернули.
— Кошки-мышки! — сказал Джерри.
— Дивный спектакль, а?
— По-своему это почти красиво.
— Игры.
— О, да.
— На такую игру я предпочел бы смотреть со стороны, — сказал Джерри.
— Ну, не знаю. — Голос Беннета был задумчив.
Мы не могли оторвать глаз от прихотливо меняющихся узоров дыма и облаков. Моя лошадь устала ждать, сердито ударила копытом о землю и тряхнула головой, зазвенев уздечкой. Я вдруг заметил, что совсем замерз.
— Да, я бы предпочел смотреть со стороны, чем участвовать в этом, а вообще-то я бы предпочел быть дома, — сказал Джерри совершенно серьезно.