Дамское оружие
Шрифт:
– Плохо! – сказал Балканов. – Пойдем в кабинет.
Он повернулся к Вере. Она потупилась, исподлобья глянула
на него. Эх, Вера, Вера…
– Отпустишь товар и в кабинет! Будем решать, что с тобой делать.
Она кивнула, повернулась к грузчикам, хлопнула в ладоши.
– Веселей, мужички, веселей!
Уфа отставала от Питера года на два. Провинция плелась в фарватере. От энергии продавцов это никак не зависело. В Питере испанский зеленый горошек брали еще в девяносто четвертом. В Уфе
– Как дела? – Сажин шел следом.
– Не спрашивай. Проблем выше крыши.
– Медитировать не пробовал? Смотри!
Сажин повернулся лицом к стене, одним махом поднял ногу, вдавил каблук в кирпичную кладку.
– Тайц-зи называется. Энергетическое преобразование силы. Все проблемы растворяются в потоке энергии…
– Ты бы продавал больше! – Андрей сунул ключ в замочную скважину. – И проблем стало бы меньше. Заходи!
В кабинете было душно. Андрей приоткрыл окно. Сажин снял куртку, рубашку.
Деньги возили в самых неожиданных местах: спина, промежность, ноги. Кто-то прятал в машине – под сиденьем, в багажнике, в обшивке. Так делал Чубаров.
Потому Балканов знал – деньги пахнут. Порой очень сильно.
Сажин прятал бабки подмышкой – в холщовом, засаленном мешке. С таким мешком изображен мальчик на картине «У дверей школы».
– Что идет?
Сажин аккуратно сложил рубашку, закинул руки за спину.
– Тушенка… Маслицо неплохо… Берут…
Легкое слабосоленое масло по 2 рубля за банку подогнал Арви Леппонен, финский поставщик. Андрей брать не хотел. Такой продукт в жару уходит плохо: дачники предпочитают брать товар попроще – тушенку, крупы, сахар, сгущенку. Но финн оказался прав.
– Почем?
– По два восемьдесят. – Сажин снял сумку, расстегнул сморщенные клапана. – Я бы взял побольше…
– Три паллета осталось, извини…
Если бы Чубаров доехал, сегодня фуры с маслом уже пересекли бы границу.
– Жаль! – Сажин развязал мешок, вытряхнул на стол несколько свертков, перевязанных скотчем.
– Значит, я должен двадцать три тысячи ?
Андрей кивнул.
– Отдаю двадцать – остальное в другой раз. Годится?
Андрей пересчитал деньги. Баксы трещали в пальцах, как фольга.
– Какие –то чересчур новые? – Андрей повертел деньги в руках. Сажин улыбнулся.
– В банке брал… Там у них прибор для проверки. Все без обмана.
Теперь Сажину предстояла дорога обратно. Ночь, бессонница, ушкуйники, милицейские посты. У каждого в загашнике пистолет или обрез. Полмесяца продаж и снова путь. Торговые скобы крепче любой власти.
– Пойду я, Сергеич!
Андрей пожал ему руку. Сажин вышел. Балканов спрятал деньги в сейф.
Вошла Вера. Прошла к столу,
Балканов прижал бумагу ладонью.
– Это что?
– Заявление об уходе.
– Дура! – скомкал бумагу, бросил в урну.
– Догадываюсь! – Вера полезла в сумку, достала конверт, положила на стол.
– А это?
–Деньги…– ее лицо сморщилось. – У сестры одолжила, хотела второй этаж на даче доделать. Вот…компенсирую…здесь пять…тыщ… больше нет…
– Еще раз сунешь, уволю!
Конверт перелетел на другой конец стола. Если бы не Верина рука, упал бы на пол.
– Но как ты зевнула, Вера! Ты же все помнишь!
– Андрей Сергеевич, миленький…Я думала… он уже… написал…Расписка, думала, в сейфе …А вы ушли, спросить не у кого…
– Хватит выкать! Ты Чубаровой денег дала?
– Предлагала. Отказались!
Андрей открыл сейф.
– Возьми! – он бросил на стол несколько купюр. – Езжай, отдай. Гордые, блин!
Вера накрыла купюры ладонью.
– И назад, Вера! Назад! Работать!
Розовый ноготь загибался серпом. Рифленая пилка с шорохом подтачивала край, серая пыль падала на подставленную газету.
– Да вы садитесь! – Некрасов ткнул пилкой в стул. – Ну, и жара сегодня! Макушка лета, хрен ее подери!
Андрей сел боком. Поза казалась неудобной. Но вставать, передвигать стул не хотелось.
Край ногтя заострился, треугольный кончик нацелился на Балканова. Некрасов вытянул мизинец перед собой, полюбовался.
– Документы принесли?
Замок на папке тихонько вжикнул. Андрей вынул стопку бумаг, положил на край стола.
– Это что?
– Отчеты за первое полугодие. Чтобы сомнений не возникало
Пилочка описала полукруг, стесала излишнюю остроту. Таким ногтем нужно пользоваться осторожно. Спросонья можно выколоть глаз. Некрасов сдул пыль с пилки, скатал валиком газету.
– А расписка?
Открыв с грохотом ящик, следователь сунул внутрь пилку. Взамен вынул картонную папку с тощей начинкой из бумаг.
– Не нашел пока расписку! – Балканов кашлянул. – Ищем…
Жиденькие брови следователя слабо шевельнулись. Остро заточенный край мизинца застучал по крышке стола.
– Так-так…
И как Чубаров забыл про расписку! Все торопился, спешил. Куда, спрашивается? Если бы Колька доехал до Хельсинки, никто бы слова не сказал. Покойный был человеком слова. А расписка – это бумага, пыль. Слой ороговевшей жизни. Но человек умирает, а ногти продолжают расти.
– И что прикажете делать?
Андрей рассчитывал на взятку. Небольшую – тыщу, две. Для такого, как Некрасов, это гигантские деньги. У следователя оклад в пределах двухсот долларов.
– Я могу привести свидетелей.