Дамское оружие
Шрифт:
– Прекрасная идея! Сергей Харитоныч, дадите акваланг?
– И мне, и мне! – вдруг подключилась к ним Ира.
Ребров, расстроенный откровенной грубостью жены, с благодарностью посмотрел на Балканова.
– Да, пожалуйста… Только с аквалангом надо плавать умеючи… Глубина не терпит непрофессионалов!
Балканов отмахнулся.
– Да я и не собираюсь глубоко нырять, мне только попробовать охота…
Они встали из-за стола. Вера, Гусаков и проректор решили тоже идти на берег, смотреть, как искатели приключений будут нырять под воду.
– А тебя, Ира, я не пущу! – вдруг опомнилась Вера. – Лена меня просила приглядеть за дочкой, а я отпущу тебя по
Ира расстроилась. Ребров пришёл ей на помощь.
– Да что ты, Вера? На ладожское дно даже профессионалам соваться опасно. Надо специальное снаряжение иметь…
– Тетя Вера, я только посмотрю, как мужчины будут плавать! – не сдавалась Ира.
– Смотри с берега! – не поддавалась Вера.
– Я с берега не хочу. Я хочу с лодки! – стала канючить Ира с настырностью избалованного ребенка.
Балканов вопросительно посмотрел на Веру.
– Вера, действительно, чего тебе стоит? Отпусти, пусть посмотрит.
Они пошли к дверям. Ребров шёл медленно, в дверях остановился, жалобно глянул на Дашу, которая уже разговорилась с проректором.
– Дашуля, а ты не хочешь посмотреть?
Даша холодно зыркнула на мужа.
– А чего я там не видела? Это ж не Хургада!
Она снова повернулась к соседу, что-то у него спросила.
любители плаванья вышли в коридор. Балканов услыхал, как проректор, поднявшийся следом, сказал вполголоса Гусакову:
– Образованная! Географию знает не понаслышке…
Гусаков рассмеялся.
– Были деньги, учила!
Балканов жалел Реброва. Тот сразу как-то ссутулился, потерял молодецкий задор.
– А с аквалангами вы здорово придумали! – Андрей хотел его подбодрить.
Ребров улыбнулся. Может быть, ему чудилось, что Даша уже сжимает кого-то в объятиях?
– А как там, на глубине ? – спросила Ира.
– На глубине хорошо… – Ребров подошел к машине, открыл дверцу. – Во-первых – одиночество. Полное, абсолютное… Во-вторых, слышишь самого себя. Всего, до донышка…
Балканов сунул ногу в насос. С каждым нажимом резиновые бока лодки шевелились, тучнели.
– И надеешься только на себя!
Ира засмеялась.
– А вы что, тонуть собираетесь?
Балканов обхватил резиновую лодку за гладкий бок, подтащил ее к машине. Вместе с Ребровым достал мотор из багажника.
– Всяко бывает! – Ребров с усмешкой глянул на Иру. – Но пока не собираюсь… Меня глубина не принимает…
Они шли по песчаной дороге, теплый песок щекотал ноги. Ладога уже успокоилась, послеобеденное солнце крыло воду жёлтым медом и вода с благодарностью принимала очередную щедрость неба, золотилась, переливалась.
Ныряли они там, где на воде лежала тень утёса. Полчаса назад Андрей смотрел с него на воду. А теперь – снизу вверх. Глянуть бы, что скрыто под вспененными барашками волн, под жёлтой стружкой солнца.
– Только не уходи глубоко! – сказал Ребров, помогая застёгнуть лямки кислородных баллонов. – Здесь, говорят, впадина, вода холоднющая, мигом окоченеешь…
Ира с тревогой смотрела на Балканова. Она имела хорошую фигуру – легкую, стройную, где всё было соразмерно – вес, рост, формы и ещё оставался некий едва намечаемый телесный запас, пока ещё не видимый, но явно обозначенный крепостью костей, гладкостью кожи, быстротой движений, предназначенный для будущих беременностей, возраста, груза проблем. Тело Иры было рассчитано на длинную и хорошую жизнь и, предчувствуя это, оно пока не налилось окончательно, а слегка обозначало будущие выпуклости и впадинки, места сочленений с жизнью.
Баллоны заставляли отводить плечи назад, Балканов выпрямился и сразу почувствовал себя уверенно, легко. И ещё – сразу потяжелел. Вот оказывается, чего ему не хватало для нырков в глубину – тяжести.
– Ну, давай! – Ребров шлёпнул его одной рукой, второй указал на воду. – Только недолго… Десять минут и обратно, а то замерзнешь и пойдет судорога…
Балканов кивнул, повернулся к воде спиной и помахал Ире, сидящей на носу лодки. Она улыбнулась и кивнула ему, потом махнула в ответ раскрытой ладонью. Её лицо сквозь стекло маски казалось сумрачным, загадочным… Взмах ее ладони успел унести с собой взгляд Балканова.
Брызги веером раскрылись над волнующейся поверхностью, сине-зеленая толща воды упруго расступилась под отяжелевшим телом. Тишина моментально заткнула уши холодными пальцами. Да, это было именно то, что он искал – глубина предоставляла такую возможность – услышать себя. Звук собственного дыхания – ритмичный, с протяжным посвистом – сопутствовал погружению в глубины Ладоги.
Перевернувшись на живот и, энергично работая перепончатыми ластами, Балканов вонзился в холодную струю. Пытаясь от неё уйти, нырнул ещё глубже и почувствовал, как сковывающий холод охватывает все тело. От холода заныли пальцы на руках, стали неметь плечи. Ему стало страшно и вместе с тем весело. Смерть ходила рядом, вокруг. Он мог играть с ней, как кошка с мышью. Или это она играла с ним? Стоило только сбросить с себя оцепенение, уйти глубже и попытаться освободиться от баллонов или хотя бы выплюнуть трубку загубника, и смерть леденящей струёй войдёт в легкие, и даже чувство самосохранения не успеет дать команду на всплытие.
Внезапно возникший страх заставил его приподнять голову и толчками уйти из засасывающего холода глубины. Он видел полоски света, пронизывающие воду и понял, что поверхность близка. Можно было плыть, попеременно заглядывая, то в бездну, то подымая глаза к манящему свету. Может это и есть смысл существования любого, отважившегося пуститься на поиски – возможность ощутить чередование глубины и поверхности, низа и верха. Перепады смыслов открывают новый, неведомый смысл.
Он еще раз попытался уйти вниз, в голубую толщу воды, пропарывая ее своим легким, но уже начинающим грузнеть телом. И тут глубина напомнила ему о себе – темное, удушающее кольцо низовых течений внезапно сжало тело в объятиях, выдавливая, как пасту из тюбика, последние запасы спокойствия. И тут же на смену уверенности в своих силах подкралась паника. Воздух заколебался в сжимающихся легких, забился в последнем порыве и куда-то исчез, выскочил в неведомое отверстие. Вместо него удушающим выплеском полоснул по сердцу испуг.
Андрей рванулся наверх, паника, стремительно перетекающая в страх, стала колоть ледяными иглами, вязать ноги, растекаться холодом в руках. Это была она – темная, неприрученная стихия страха. Разворошенная холодом, она выползла из норы и присосалась к нему, вошла в тело, в сердце, в мозг, пытаясь стать полновластной хозяйкой.
Стало не до жмурок со смертью, бравада ушла в никуда, растворились без остатка. Жажда жизни – безмерная , животная – толкнула его к верху. Андрей заработал руками, ногами, казалось, даже волосы на голове на мгновение превратились в тысячи крохотных плавников – стрелой пробившись сквозь тьму и вату начавшегося приступа, он выскочил на поверхность. Первым делом выплюнул загубник, схватил воздух ртом, втянул его в себя.