Дамское оружие
Шрифт:
– А мне показалось, что так давно… – она засмеялась. – Я соскучилась! Кстати, мне нужна ваша помощь. Вы не могли бы приехать?
Она принимала его условия! Пара лазутчиков, заброшенных во вражеский тыл, они узнавали друг друга по языку, по интонациям, по паузам.
– Куда ехать?
Не следовало торопиться. Под корочкой узнавания ещё плескалось сомнение, неуверенность друг в друге.
– Ко мне…Домой! – как будто о само собой разумеющемся, сказала она. – Приезжайте!
– Прямо сейчас? – он уже знал, что поедет на край света, если она будет
– Конечно! Запоминайте адрес! – она тоже это знала. – Я жду!
– Еду! – сказал Балканов.
Он бы сказал «Лечу», но это было бы слишком.
Андрей бережно сунул трубку в карман. Теперь в черном квадратике пластмассы жил её голос.
Она стояла на пороге квартиры. Джинсы, маечка, легкая, почти незаметная косметика. Наверное, перед его приходом приводила себя в порядок. Готовилась… Хотя, что тут готовиться? Преимущество молодости – не надо тратить усилий на поддержание формы.
– Здравствуй! Я не опоздал? – сказал он и шагнул в коридор.
Ира посторонилась, захлопнула дверь. Повернулась к нему лицом. Улыбнулась.
– И что вы стоите? Вчера был такой самоуверенный. Я думала, вы всегда такой!…
– Какой?
Она посмотрела ему в глаза.
– Мачо!
Он улыбнулся. Если девятнадцатилетняя девушка видит в тебе мачо, значит, не все потеряно.
Время изменяет язык, гнёт его под себя. В русском языке раньше и слова такого не было. Разве что «ё…рь». Но это несопоставимо с «мачо». В «мачо» помимо запаха табака, пота, перекатывающихся под кожей бицепсов, присутствует чувство. А в русском ничего, кроме движения механической куклы. Мачо восхищаются. «Ё…ря» презирают. Не было слова, не было и явления.
– Проходи… – сказала Ира.
Коридор уходил куда-то вдаль – белые обои, дерево, ниши с серебристыми крышками ламп. Он прошел в ближайшую комнату. Здесь царствовал диван. Мягкие подушки тянулись вдоль стен. Таких в магазине не найти. Он опустился в кресло, Ира села напротив.
– Классный ремонт! – оценил Андрей.
– Мама старалась. Целый год парилась, рабочие все нервы вымотали.
– Не зря старалась.
– Я тоже участвовала. Но больше мама…
– А мама где?
– В Череповце. – Ира улыбнулась. – Но скоро приедет. Все продаст и приедет. У нас там и дом, и квартира. Она хочет купить здесь какой-либо бизнес…
– А почему в Питере? Лучше в Москве…
Ира покачала головой.
– Здесь тетя Вера. А там никого!…
– А в Череповце что? Совсем никак?
– Никак. Маме трудно. Папа умер…
– А что с папой?
– Инфаркт. Сорок лет… Спасти не смогли…
– Извини. – Андрей вздохнул.
– Ничего. Может, пойдем на кухню?
Андрей встал. Смятые подушки тут же приняли прежнюю форму.
Кухню населяла разнообразная техника. Холодильник уходил под потолок, в углу темнела черная панель посудомойки. Кафель, пластик, дерево.
– Кофе, чай? – Ира повернулась к плите.
– Кофе…
Она стояла спиной к нему, набирала воду в турку. Под туго обтягивающими джинсами проступал
Возраст научил Балканова не торопиться. Но сейчас он едва сдерживался. Хотелось подойти, взять ее на руки и отнести в комнату. Уложить на те самые подушки. Хотя, вдруг она позвала его не для этого?
Ира поставила на стол дымящиеся чашки. Пальцы у нее были тонкие, почти прозрачные, с розовыми каплями лака на ногтях.
– Теперь в Череповце у нас никого не осталось. Мамины родители жили в Устюжне, под Череповцом, они умерли. А папа родился на Украине. Так что мама одна. И что ей там делать? Вот и решили в Питер перебраться.
– В Питере жизнь другая…
Ира покачала головой.
– Не думаю. Папа нам кое-что оставил. Акции, недвижимость… А цены в Череповце такие же, как и в Питере, может даже повыше… так что…
– Главное – друзья, знакомые… Пока ими обрастешь…
– Так я буду рядом… Мама займется делом, Вера поможет. А в Череповце нам никогда не нравилось… Эти дымы, трубы…
Балканов усмехнулся.
– А в Питере – трупы!..
Ира отхлебнула кофе.
– А где их нет? И в Череповце хватает…
Ира права. Слово из ресторанного обихода «заказ» прочно вошло в жизнь. Любое убийство можно объяснить – превысил пределы компетенции, зарвался, не хотел делиться. Десятки дежурных причин, таких же обтекаемых и расплывчатых, худо-бедно как-то спасают психику. Может быть, через двадцать лет это время войдёт в учебники как время невинно убиенных. Потомки спросят: «Боже, как вы жили? В таком кошмаре?». Почти так же, как сейчас думают о временах Большого террора. Как можно было жить в том аду? Так же, как в этом…
Невозможно постичь прошлое. Его можно оценить только изнутри. Со временем пропадают нюансы. А они-то все объясняют. Факты никому не нужны.
Она внимательно посмотрела на него.
– Я не поняла – мы перешли на «ты» или ещё на «вы»? Может, определимся?
Балканов улыбнулся и тут же поймал себя на мысли – а ведь она меня торопит! Выходит, в любом возрасте главное не опыт, а нечто иное. – – Давай на «ты» – буркнул Балканов.
Ира насмешливо посмотрела на него.
– Вы… ты так это говоришь… Как будто сомневаешься?
Балканов спохватился – так можно всё испортить. Улыбнулся как можно мягче.
– Нет, что ты! Я и сам хотел предложить…
– Ну, вот и славно… – она встала и подошла к плите. – Андрей, – она на мгновение запнулась. – Андрей, может, поешь? – смущенно улыбнулась. – А «ты» – не просто даётся…
Инициатива пока оставалась за ней. Он делал то, что она предлагала. Балканову хотелось продемонстрировать своё превосходство. Он протянул руку и накрыл её ладонь. Встал.
Она молча смотрела на него. Она казалась маленькой и слабой. И очень молодой. Он наклонился и прикоснулся к ее полуоткрытым губам. Она приподнялась. Он целовал её губы, лицо, волосы. Ждал, когда руки обовьют шею, как ждут сигнала о полной готовности. Но Ира стояла, опустив руки вдоль тела.