Данэя
Шрифт:
Сын, наклонившись к ней, тихонько сказал:
– Мамочка, пройди, пожалуйста, к Лейли: она ждет тебя.
Лейли была одна в своей уборной. Бледная, но в то же время, почему-то, казалось, не уставшая. Она встала навстречу Эе.
– Спасибо, Лейли! – сказала Эя. – Как ты играла!
– Тебе спасибо, Эя!
– За что?
– За то, чему ты меня научила. Что дала мне. – Она близко, совсем близко подошла к Эе. – У меня будет ребенок, Эя. У нас с Лалом.
– Что?!
– Я беременна. Кибер-диагност сегодня утром обнаружил это. Я тоже буду матерью,
– Лейли! – Эя обняла её, притянула к себе, и Лейли прижалась к ней. Вот и свершилось! Появится их внук: ребенок, рожденный своей матерью – здесь, на Земле. Скоро! “Вот и ответ тебе, Йорг! Его родит женщина, любящая моего сына”.
– Лал знает?
– Ну, конечно! Он так рад. Но тебе – я сама хотела сказать.
– Лейли! Милая моя! – Эя ещё тесней прижала её к себе.
Ну что, Йорг: с Лейли ты не сможешь сделать то же, что с Евой – мы не дадим! Как бы ты не пытался!
– Лейли, тебе вместе с Лалом надо поселиться у нас. Так будет лучше: мы сможем следить за тобой и вовремя подсказать что нужно. И – научить тебя всему, что нужно знать, когда он родится. Хорошо? Так нам будет спокойней за тебя и нашего внука. – Она почувствовала, как дрогнула Лейли. – Тебе будет хорошо с нами.
– Да: мне будет хорошо с вами. – Лейли прижалась лицом к её груди. – Мне будет очень хорошо с вами!
– Замечательная моя! Если бы ты только знала, как нужно это, не только нам, – то, что ты сделаешь.
– Я – давно это решила: я должна быть такой же, как ты.
– Скажу Дану: обрадую его!
– Да, да: иди к нему, скажи! А я, всё-таки, отдохну немного.
– Отдохни, родная. Ляг и, если сможешь, поспи: тебе теперь надо беречь себя.
– Спасибо! Я не буду спать – только лягу: посмотрю спектакль до конца.
Они поцеловались, как два близких человека; Эя ушла.
“Вот почему она такая сегодня, почему поняла до конца, какой могла быть Агнес. Ребенок! Чудесно!”
Дан протянул ей бутылочку с тонизатором:
– Подкрепись, Мама.
– Не надо: я без него чувствую себя совсем бодрой. От радости – большой радости. Слушай, Отец: у нас с тобой будет внук. Или внучка. Ребенок нашего Сына. Лейли мне сейчас сказала.
– Она – ждет ребенка?!
– Да. И они будут жить с нами: она сразу согласилась, когда я сказала ей, что так будет лучше. Я в первую очередь хочу обезопасить её от Йорга.
– Ты права, Мама: он слишком умен и осторожен, чтобы повторить с ней то, что с Евой, но в состоянии придумать что-то другое. Неизвестно, не толкнет ли его известие о беременности Лейли на решение “отодвинуть” границу дозволенного. Пусть будет с нами: мы поможем ей во всем.
– Слушай: тебя скоро будут называть дедом. Меня бабушкой. А я чувствую, будто совсем помолодела. Какой день!
– Замечательный! Ты видишь, что происходит: этот спектакль как будто слил всех воедино. Я не вижу никого, кто остался бы равнодушным. Они смотрят и верят. Больше, чем нам. Искусство действует на них сильней, чем наша пропаганда: мы пытаемся воздействовать на их разум, а оно – на их чувства.
– Ты же знал
– Да, да, Мама. “Бранд” разбудит их, поможет начать понимать нас.
– А вот и Дети!
Они шли обнявшись. Дан и Эя повернулись к ним, и по счастливой улыбке Мамы Сын сразу понял, что Они уже знают.
Говорить ли об этом Милану? Она была в смятении. Чем дальше, тем трудней она себя чувствовала. Категорическое неприятие того, что несли с собой Дан и Эя – где-то позади. Позади полное непонимание и нежелание понять. То, что приходилось слышать от них, незаметно проникало в сознание и оседало там; то, что она увидела, заставило задуматься и начать сравнивать многие вещи.
Большую роль сыграло участие в “Бранде”, на которое она согласилась только по настоянию Милана. Дан и Эя прилетали на репетиции, и ей не раз приходилось слышать их рассказы и ответы на бесконечные вопросы Поля. Действовали общий настрой и необычность постановки. И в какой-то момент она почти с испугом почувствовала себя в середине между теми и этими: Дан, Эя, Лейли – уже не были по-прежнему чужими, и их идеи – враждебными.
Сегодня особенно. Ещё стояли перед глазами сцены и декорации, звучали слова и музыка, сопровождавшая действие. Они, стоящие на сцене, – и она со всеми, вместе с ними, одна из них. Гора цветов. И снова буря овации – когда Поль с охапкой цветов подошел к Дану и Эе и протянул её им. Казалось, все слились в едином порыве.
Несмотря на огромную усталость, настроение было таким, что невозможно было расстаться, разойтись. Заняли целиком большое кафе: шумели, как на пиру.
Рите было хорошо. Она не помнила ни о Милане, ни о его Йорге. Все присутствующие: Дан с Эей, их дети, Поль, Лейли, актеры, статисты – казались ей самыми близкими. Хотелось сказать каждому что-нибудь приятное. И смотреть на Дана, сидевшего рядом с Полем.
Они негромко разговаривали, потом вместе вышли, Эя осталась в зале – значит, они где-то поблизости.
... Да, они были недалеко от входа: Поль сидел в кресле у кустов, Дан расхаживал рядом.
– ... И что же дальше? – донеслось до Риты.
– Не знаю, отец. Буду искать новую пьесу.
– Я – не об этом.
– О чем же? Я, кажется, не очень понимаю: извини, очень устал.
– Твоя постановка сделает немало: она уже пробудила в людях новые чувства и мысли, – я всё время наблюдал, я видел это. Они должны теперь более внимательно слушать, что говорим мы и те, кто уже слушал нас.
– Я рад.
– Но ты – сам?
– Я?
– Ты. Будешь ли с нами? Станет ли для тебя самым главным то, что является нашей основной цель – или ты просто будешь сочувствовать нам, и только?
– Нет. Буду с вами – целиком.
– Тебе не надо ещё раз подумать?
– Нет. Ждал лишь, когда ты спросишь: я уже решил это твердо.
– Ты хорошо понимаешь, насколько будет трудно?
– Меня это не пугает. Скажи лучше – что я должен делать?
– Пока – единственно возможное: распространять идеи Лала.