Данэя
Шрифт:
Кем был и кем стал Милан? Был: бесстрашным и решительным, убежденным сторонником разумного порядка воспроизводства, которым руководимся мы – генетики. Готовым на всё. Непримиримым. Я гордился им.
По воле случая именно он первым узнал, что дети, с которыми Дан вернулся на Землю, появились у него не случайно – под воздействием Лала, чье имя было Милану так же ненавистно, как и нам всем. Лал пробовал высказывать свои атавистические взгляды когда-то: мы его заставили замолчать. Теперь Дан, явившись на Землю, хочет распространить идеи Лала и добиться их осуществления:
Милан узнал это от известной вам актрисы, Риты, присутствовавшей при рассказе Лейли о посещении астронавтов и разговоре с ними. Услышанное вызвало тогда в Рите естественный протест: чтобы помешать им, она вошла в близкий контакт с Лейли, а через нее – с Даном. Таким образом, мы своевременно узнавали о них много ценного.
Но общение с ними начало губительно сказываться на ней. Делясь с Миланом своими наблюдениями, она заразила колебаниями и его. Чтобы освободиться от них, он сделал отчаянную попытку помешать Лейли родить, закончившуюся неудачей.
Эта попытка явилась причиной разрыва Риты с ним и полного перехода её на сторону Дана. Но она заразила его не только сомнениями – ещё и тем, что они называют любовью, над которой, по его же словам, раньше смеялась. Похоже, что только чтобы помириться с ней, он отрекся от всего, что было свято для него, и то, что показалось необходимым для него, возвел в ранг абсолютной истины.
Я знал его до сих пор как горячего поборника нашей – подлинной – истины, чье неукротимое стремление к немедленным действиям мне порой приходилось даже сдерживать. Поэтому я отнес его внезапное решение за счет бурной, увлекающейся натуры. Ведь он находился ближе нас всех в соприкосновении с теми, кто бросил нам вызов: временные колебания, думал я – ему надо дать возможность ещё подумать, и он снова будет с нами.
Но получилось иначе – он начал активно действовать против нас: как иначе расценить то, что он и его подруга собираются, как Дан, произвести на свет ребенка? Он слишком хорошо понимает, что это значит. Пусть же знает, что мы не позволим ему сделать это.
– Вы уже не в силах помешать – как когда-то с Евой. Так же, как не могли помешать родить ребенка Лейли.
– Это была и твоя неудача. Но ты показал пример, сам: может найтись не менее горячий, чем ты, чтобы повторить его, – Йорг смотрел на Милана своими ледяными глазами. Страх впервые проник в Милана: стало трудно дышать, будто Йорг, как питон, стянул его своим кольцами. Страх не за себя: Риту и ребенка. И вслед за ним вспыхнула ненависть:
– Ты боялся тронуть Дана, профессор Йорг, – тебе придется сдерживать и тех, кто может посметь что-то сделать Рите. Иначе мне придется нарушить данное тебе обещание, – он смотрел прямо в глаза Йоргу и тот опустил их: кольца ослабли. Даже здесь, среди единомышленников, взгляды его показались бы кощунственными: Йорг медленно сошел с возвышения и вернулся на свое место.
– Кто ещё выступит свидетелем обвинения?
– Достаточно!
– Йорг сказал всё!
– Кто
– Что не ожидал ничего другого. Но я не нуждаюсь в защитнике: скажу за себя сам.
Да: я совершил то, в чем вы меня обвиняете – и виновным себя не считаю. Пока я верил в то, что существует, я боролся за него – теперь, убедившись, что правда состоит в противоположном, я встал на сторону её.
Да: я узнал, что такое любовь – она делает человека счастливым. Чувство это – не атавизм: оно в нашей природе, нашей сущности. И дети – плод её, естественное её продолжение. Это то, что нужно мне, без чего я дальше не представляю свою жизнь; это то, что необходимо всем – и рано или поздно все поймут это. И вы – в том числе.
– Твой Дан хочет не только это!
– Я знаю: чтобы понять, что творилось со мной, желая окончательно убедиться в истинности того, что защищал вместе с вами, я прочел многие произведения Лала Старшего. Я сравнил то, что узнал из его книг, с тем, что давно знал. Я тоже смотрел “Деву рая” – правду о гуриях, которыми не раз пользовался. Неполноценные нашего времени и рабы прошлого – какая же страшная аналогия. От этого невозможно уйти! И я возненавидел то, что защищал, и к чему вы призываете меня вернуться. Я сказал всё.
– Вопросы к подсудимому.
– Мой вопрос: тема твоей диссертации не соответствует тому, что ты называешь своими новыми убеждениями. Как ты разрешишь это противоречие?
– Буду работать над другой темой – соответствующей им.
– Никто не согласится быть руководителем по подобной теме.
– Стану работать один.
– Ты даже не будешь допущен к защите.
– Пусть.
– Без докторской степени – ты не сможешь интенсивно работать.
– То есть: мне не дадут ни необходимое оборудование, ни ресурс времени суперкомпьютера?
– Конечно: именно так!
– Постараюсь пока обходиться без них.
– Пока?
– Ваш порядок не вечен – он исчезнет.
– Ты так в этом уверен?
– Да!
– Подумай, Милан: ведь ещё не поздно исправить ошибку, совершаемую тобой.
– Не мне – вам предстоит исправить величайшую ошибку!
– Хватит! Довольно! Слишком ясно! Предатель! – крики неслись со всех сторон, лица кричащих искажены ненавистью.
Он стоит со скрещенными на груди руками на своем возвышении. Один, – совершенно один против всех. Бледный, со сверкающими глазами.
– Приговор! Огласить приговор!
– Предлагается объявить аспиранту Милану профессиональный бойкот. Ещё предложения? – Полное молчание зала. Сплошь зеленые точки на табло: зал единогласно голосовал за бойкот.
Нет: не совсем единогласно! Одна красная точка – против, и одна синяя – воздержался. Они не меняли дела – но были: единица и единица на табло рядом с сотнями.
Милан взглянул в зал, пытаясь отыскать этих двух: очень хотелось их увидеть. А, вот они – у стены. Один выглядел подавленным, но в лице его нет ненависти, – глаза другого горят восхищением.