Дар берсерка

Фёдорова Екатерина

А нынче и капли выдавить не могу, подумала тут же Забава – недобро, со злой насмешкой над собой.

Видать, её хватало лишь на то, чтoбы чужих жалеть. Не своих! А не побеги она тогда к аральду…

Света в закутке было мало, до лица Сванхильд дотягивались лишь красноватые отсветы. Смотрела она в пустоту над его плечом. Синие глаза по-грозовому потемнели, вскинутый подбородок подрагивал. Золотистые брови горестно приподнялись.

Лишь бы поверила , подумал Харальд. B том, что он сказал, надежда ещё была.

Bо

всем остальном её не было. Очередная ведьма ускользнула от него, уехав из поселенья, в котором жила. И уехала сразу после того, как Гунир отплыл из Эйберга.

Но хуже всего было то, что Локи пришлось торговаться с богами ради сына. Ради того единственного, что выжил – потому что cумел загрызть брата, когда они сцепились, став зверями. Вряд ли для сына Сигюн и для Сванхильд использовали разное колдовство. Там дитя Локи, тут жена внука Локи и его правнук, в чреве матери…

Bот только ради Сванхильд торговаться с богами бесполезно. Рагнарёк – главный враг богов.

Харальд, не глядя, ногой подгреб к клетке плащ, брошенный на палубу. Уселся на него, потянулся к Сванхильд. Подсунул руку ей под подол, погладил ногу жены над краем длинного носка, поддетого под тонкий сапожок.

Кожа под коленкой – мелкой, если мерить по его ладони – на ощупь была нежнее пуха. От неё шло слабое, неуверенное тепло.

Сванхильд, не двигаясь, глянула на него сверху. Как-то отчужденно, потерянно. Спросила сбивчиво:

– Тот волк… после той ночи он еще приходил к своему дому?

– Да, – солгал Харальд, не моргнув глазом. – Один раз. Уже днем. Только баба, увидев зверя, закричала – и больше он не появлялся. Но я не баба, Добава. Я не закричу. И не отпущу тебя. Ты останешься со мной, в платье или в шкуре, это невано. Сядешь ко мне на колени? Мои дела в Эйберге закончены, я допросил всех баб, собранных с округи. Отпустил тех, кого мог…

– Тех, кого выкупили?
– негромко бросила Сванхильд.

Харальд кинул.

– остальных?

Голос её дрогнул.

Сработало, уверенно подумал Харальд. Сейчас она начнет жалеть других. И немного забудется.

Неужто он не отпустит баб, за которых некому заплатить, мелькнуло у Забавы.

Но она не всполошилась – и страха за горемык почему-то не ощутила. Не до тогo ей было сейчас, чтобы за кого-то заступаться. Понятно, что невыкупленными остались вдовы, бездетные старухи да сироты. Только ей самой нынче было так тоскливо, что хоть волком вой…

Может,и впрямь скоро завою, с ужасом подумала Забава.

Но тут ладонь мужа опять погладила ей ногу под коленкой. Щекотно, нежно. И мягко надавила, заставив сделать шажок к нему.

– Мы сегодня отплываем, дротнинг, - негромко сказал Харальд. – Уходим в поход на Упсалу. Я мог бы с тобой поторговаться. Мог бы потребовать,чтобы ты позволила прийти к тебе в клетку – в обмен на cвободу для пленниц. Но не стану. Я уже отпустил

всех баб, за которых не заплатили. Пусть это несправедливо по отношению к тем, кто честно выкупил у меня своих жен и дочерей, но здесь решаю я. Мoжет,ты все-таки позволишь заглянуть к тебе этой ночью? B награду за мою глупость… хоть ключ и будет у меня, но без твоего позволения я к тебе не войду.

Он замолчал,и Забава одно мгновенье глядела на него. Сверху вниз, чуть наклонив голову.

А ему-то каково, мелькнуло вдруг у неё. Все знать и ждать…

И воевать. Там, в Упсале. потом, может, еще где-то. Если она в любое мгновенье может обернуться зверем – тогда любой их разговор может стать последним. Увидятся ли они после этого снова? Как люди, как муж с женой?

Забава отвела взгляд – глаза уже ныли от серебра, горевшего под веками Харальда. Быстро переступила через его колено, села, примостившись на бедре у мужа. Объявила, краем глаза косясь на него и рукой уцепившись за крепкое плечо:

– Если сумеешь прийти ко мне так, что никто не заметит… тогда приходи.

убы Харальда изогнулись в усмешке.

– Дротнинг, не оскорбляй. Я все-таки сын Змея. Ужом к тебе проскользну, как положено Змеенышу. Ни одна половица не скрипнет. Только не проси меня сделать так, чтобы и ты ничего не заметила. Я к тебе не за этим напрашивался.

Его руки уже обнимали её – бережно, но крепко. И Забава даже обрадовалась тому, что муж потешается над ней, совсем как раньше. Мельком глянула ему в лицо, но тут же зажмурилась. Показалось, будто серебро в глазах у Харальда обжигает сильней прежнего. Слепо потянулась к нему…

Неждана, маясь от безделья и тревоги, вышивала. Больше тут делать было нечего.

На берег её выпускали самое большее раз в день, помыться да постираться – и Свальд запретил надолго там задерживаться. Сказал, что не доверяет крепости, где прежде жили сразу четыре ведьмы – Брегга, Асвейг, их сестра и мачеха Исгерд.

Вoины по большей части тоже сидели на драккаре. На берег сходили лишь для того, чтобы отстоять дозор, размяться да приготовить еды. Сами пекли лепешки, резали скотину из крепости. И готовили тут же, у воды, на кострах. На здешнюю поварню никто даже носа не совал. Люди опасались крыс и ядов, вслух называя Эйберг ведьминым домом…

И рабынь из крепости, похоже, не трогали. Во всяком случае, бабьи крики Неждана слышала лишь один раз – когда войско, высадившись, вошло в Эйберг. Но потом на берегу было тихо. Что днем, что ночью.

Хотя кто его знает, что творилось в домах за крепостной стеной, за прикрытыми дверями?

От этой мысли Неждана поежилась. Хотя вроде бы не мерзла. И, подняв голову от шитья, глянула в сторону берега. Подумала чуть пристыжено – хорошо, когда самой бояться нечего, кроме гнева мужнего. гнев у Свальда быстро вспыхивает,да скоро отгорает…