Дар берсерка
Шрифт:
И все же это был недобрый знак.
Ещё мгновенье Харальд решал, что делать. Слетать к другим воротам, где он оставил фляги, хлебнуть яда родителя? Может, это подстегнет дракона в нем? Но что, если потом силы закончатся ещё быстрей? Когда в костер кидают бересту, пламя вспыхивает жарче – но и дрова после такого выгорают махом.
Зато теперь я знаю, как должны приноситься мне жертвы…
Мысль пришла неожиданно – и Харальд пару мгновений её взвешивал.
То, что случилось с ним сегодня,и впрямь походило на принятие жертвы. Он пил чужую боль, как клещ кровь. Даже сумел
Но использовать удалось лишь тех, кто был ранен в живот и оцепенел – как он сам. Пусть его сковали чарами Нъёрда, а у мужиков руки-ноги свело от холода, сути это не меняло. Они не могли пошевелиться, он тоже.
Ну прямо как Один, зло пролетело в уме у Харальда. Тот пил силу из жертв, задушенных и пронзенных одновременно – потому что сам когда-то провисел девять дней на священном ясене, протнутый копьем и подвешенный на нем.
Тор, в отличие от отца, обескровливал людей заживо. И любил дикую охоту. Похоже, у сына Одина был свой путь к силе…
Но одно было общим для всех богов. Всем им приносили жертвы, и все они их принимали. Даже Мировой Змей пил чужую боль, когда алое в человеческих телах сияло ярче всего.
Что, если все это – кусoк чужого колдовства, край неведомого узора? И чтобы получить божью силу из чужой боли, надо самому её испытать?
А может, я вообще не с того конца полез в эту драку, мелькнулo вдруг у Харальда. Привык полагаться на добрый удар и секиру – в то время как Сванхильд на озере Россватен кулаками не махала. Она взлетела и посмотрела на богов. Потом крикнула, чтобы они здесь больше не появлялись. А мост между мирами возьми и рухни. И колесница Тора – в пыль.
Кривая улыбка расколола полуморду-полулицо.
Сначала мне приказывала, потом до богов добралась, насмешливо подумал Харальд.
Затем его мысли полетели вьюгой – и насмешки в них уже не было.
Возможно, Сванхильд, взяв у него силы, нашла единственно верный путь. Дракон означает взгляд. Что, если такому, как он,иногда достаточно просто посмотреть – и пожелать?
Вот только надо видеть того, кого коснется твое желание. Иначе никак. Дракон означает взгляд…
Но для этого придется подпустить богов поближе. Впрочем, боги тоже не умеют колдовать издалека. Даже Нъёрду пришлось явиться в крепость, чтобы помочь Одину. А умей он морозить на расстоянии – засел бы на холмах за рекой,и оттуда напустил бы холода!
К встрече с Нъёрдом надо подгoтовиться, подумал Харальд. Придется зачерпнуть заранее чужой боли – чтобы было чем согреться, когда Нъёрд начнет вымораживать кровь.
Вот так, тыкаясь мордой то в одно,то в другое, я и научусь колдовать, осознал вдруг он. Но иного выхода нет. На этом хольмганге оружие за него выбрали другие.
потом аральд прищурился, глядя на далекие огни. Волна красного сияния уже текла от реки к подножию вала. Сапфировой россыпью впереди, на гребне волны, сияли синие огни – холодно, призывно.
Как бы не опoздать, стрельнула у него мысль. И Харальд торопливо взмыл в воздух. Перемахнул через частокол, чуть не задев босыми cтупнями заостренные концы бревен…
Но
Сначала один, а потом и второй синий блик перескочил по красной ленте войска, двигаясь вслед за ним. Затем третий, четвертый…
Заметили, сообразил на лету Харальд. Боги так и будут переходить из тела в тело, не упуская его из виду.
Он бросил быстрый взгляд через плечо – туда, где крохотным шалашиком проступала в темно-сером cумраке крыша храма дина. Там тоже светилось красное. К реке шли его хирды. Боги могли их заметить. их наверняка потрепало градом…
Харальд резко свернул вправо – к шведам, бежавшим по сугробам вдоль реки. Ледяное оцепенение накрыло его, когда человеческие фигурки, светившиеся красным, были уе совсем близко.
Воздух мгновенно стал жгуче-вымороженным. Что-то затрещало – его кожа? Или сугробы, которые лизнуло дикой стужей вместе с людьми?
В следующее мгновенье похолодало еще сильней. го полет обернулся падением, аральд из последних сил рванулся к алому…
И уже на излете, цепляя ногами смерзшиеся насыпи, он ворвался в строй людей. Сделал два быстрых шага, чтобы не упасть, ощутил, как чужой клинок рассек ему левое плечо – и вонзил в того, кто замахнулся на него, наконечник Гунгнира.
Лезвие разнесло в щепы древесину щита, вспороло кольчугу и живот. Даже сквозь людские крики Харальд расслышал, как острие скрипнуло по хребту, пронзив тело насквозь. Человек запрокинул голову, с хрипом втянул воздух.
аральд тут же выдрал из тела наконечник. Превозмогая навалившееся оцепенение, взмахнул секирой, которую держал в левой руке. Отбил ещё один нацеленный в него клинок, качнулся уже к следующему человеку. Мыслей в уме не было, казалось, что движется он медленно, едва-едва…
А потом, разогнав ледяную дрему, которую насылал Нъёрд, пришло видение.
Было холодно. Тот воин, которого Харальд ударил первым, уже давно не чуял ног – от самого фьорда ему пришлось бежать по льду в тонких сапогах. А перед тем, как налетела громадная черная тварь, почему-то одетая в драные штаны, холод обнял человека еще крепче. Стужа стала нестерпимой, вымороженный воздух резал грудь изнутри словно нож. И сейчас, когда кровь хлестала из живота, все, что раненый мог, это смотреть на того, кто принес ему смерть. Зажимая при этом рукой распоротое брюхо…
Теперь Харальд глядел на мир из разных глаз. Из своих – на людей, светившихся алым. А из глаз умиравшего – на темные силуэты в ночи,и на черную тварь, метавшуюся среди них, убивавшую его товарищей.
Мир для него двоился. Но выручало тело, привыкшее к дракам, само знавшее, как и куда ударить. Подсознание вылавливало из двух видений главное – блеск лезвий. Он уклонялся и бил.
Над сугробами сгущался сумрак. Вдоль реки кое-где горели редкие факелы. Кричали люди, скрипела смерзшаяся ледяная крошка под ногами. С гулким щелканьем лопались от ударов промороженные деревянные щиты. Мечи зло гудели, предупреждая, что лезвия их в любой миг могут расколоться – железо мороза не любит…