Дар берсерка
Шрифт:
Брызги крови разлетались веерами багровых льдино. Колко осыпали лицо Харальда, и приходилось частo моргать.
Издалека, расталкивая людей, к нему бежали синие силуэты.
Первого раненого Харальд опустошил до дна – и тут же посмотрел на мир глазами следующего. Оцепенение ушло, боль первой жертвы смыла его, омыв горячей волной.
Белесым гигантским зрачком нависало сверху небо. Сладко вздрагивало от людских воплей, проходилось по его спине пальцами ветра, готовое в любой миг поднять его надо льдом, политым кровью. ищнo покачивалаcь
Харальд успел вспороть животы уже семерым, когда кто-то закричал:
– Все назад! Я сам посчитаюсь с убийцей своего отца!
И люди, светившиеся алым,торопливо разбежались в стороны.
следом холодом ударило так, что у воина,из глаз которого Харальд смотрел в этот миг, оборвалось дыхание. Он поспешно зачерпнул из умиравшего все, что мог. Остальное ушло, растворилось во мраке смерти…
Боги были рядом.
Харальд, последний раз махнув секирой, упал на одно колено. Склонил голову, даже руки опустил – чтобы гости из Асгарда поверили, будто магия Нъёрда его одолела,и подошли поближе. Первый из богов был уже шагах в семи. На синем теле чернел и лоснился белыми искрами широкий пояс…
Похоже, еще один подарок Локки, мелькнуло у аральда. Вот и Тор Одинсон пожаловал, хозяин пояса Мегингъёрд.
За Тором виднелись и другие синие силуэты. Загудел какой-то рог – Гъялларгорн?
это-то зачем, подумал Харальд, не двигаясь с места и исподлобья наблюдая, как его обступают люди, светившиеся синим. Неужто кто-то из богов успел заблудиться? Или еймдаль, хозяин рога, хочет начать битву с драконом непременно под звук рога? Небось и висы складывает время от времени, как Свальд…
Тонкие черные губы дракона изогнулись в глумливой усмешке.
Внутри Харальда сейчас было много всего – плескалась холодная, стылая злоба, доставшаяся ему от родителя, темной рекой текла спокойная, отстраненная ненависть дракона. Даже клубилась на краю сознания багровая ярость берсерка,только и ждущая мгновенья, чтобы вырваться на свободу и сбить ему дыхание.
Подбежавший к аральду бог нагнулся и потянулся к копью, зажатому в его правой руке. Сверкнул белыми искрами черный пояс…
И Харальд рванулся вверх. Рявкнул, взмывая в воздух и глядя на синие силуэты:
– Всем тем, кто залез в чужое тело здесь, в моем мире…
Сердце вдруг застучало, перед глазами скользнула алая тень.
Дар Одина пытается взять верх над драконом, сообразил аральд. Берсерк рвется наружу!
И вспомнил Сванхильд – словно щитом ею прикрылся. Сванхильд, спящую на его ложе в Йорингарде. Сомкнуты ресницы, на губах зацеловано-алая тень. На плече тяжкий след от его поцелуя…
– Всем, кто влез в чужое тело – пусть станет ядом воздух Мидгарда! – заорал аральд, пригнув голову и глядя на богов.
– Пусть никто из вас не сможет дышать в чужом теле, жить в чужом теле, ходить в чужом теле!
Снизу ударило холодом. Змеиная голова над правым плечом дернулaсь, Харальда развернуло, потащило рывком в сторону – и мимо
– Нъёрд!
А Харальд, раскидывая руки, заорал:
– К Хели ваш Брисингамен! В Хельхейм! Чтобы…
Внутри вдруг полыхнуло все. И все, что жилo, что пряталось в нем – затопило разум, сминая мысли в безумную круговерть из слов. Слились воедино студеная злоба сына Змея, отстраненная,тягучая ненависть дракона – и ярость берсерка к ним вдогонку. Багровая тень накрыла весь мир…
Но в багровом мареве Харальду почудились палаты, сводами упирающиеся в небо. Неведомые дворцы встали перед ним, словно наяву. А рот внезапно обожгло жгучим холодом – совсем как тогда, когда он коснулся Одина перед воротами, попробовав конунга всех богов как жертву…
В следующее мгновенье багровое видение погасло. А небо, снова став белесым,тут же начало темнеть – с середины, с того места, что нависало над его головой. Тьма проклюнулась пятном, стремительно расползлась во все стороны.
Синее сияние в телах людей, корчившихся и хрипевших внизу, под ним, рывками угасало. Боги покидали этот мир.
И Харальд вдруг рухнул на окровавленные сугробы. Пробил ледяную корку, уйдя в них по колено. Покачнулся подрубленным деревом. Перед глазами все почернело. Торопливо, листом на ветру, пролетела мысль – нельзя впадать в беспамятство! Нельзя! Сванхильд ждет…
Но было уже поздно. Ещё одно короткое мгновенье Харальд стоял, пошатываясь, посреди круга, вымощенного телами – и мертвыми, с распоротыми животами, в корках кровавого льда, и умиравшими в корчах от удушья. Перекрикивались воины Ингви, стоявшие далеко от этого круга. Угрюмо, настороженно молчали те, кто оказался поближе.
А на западе, над холмами, сливавшимися с темным небом, уже поднялась крупная, с криво обрезанным боком, луна. Повисла обломанным с краю серебряным щитом. До полнолуния осталось пять дней…
Харальд, хрипло выдохнув, упал. Он больше не был драконом – в призрачном лунном свете коа его белела.
В странном существе, летавшем над строем шведов, признать Харальда Ёрмунгардсона было трудно.
Но Свейн, бежавший впереди, своего конунга все-таки признал. Ещё и потому, что там, откуда Харальд взлетел, перед этим кричали от боли люди – и звенела сталь. А затем шведы бросились врассыпную. Дело знакомое, Ёрмунгардсона враги всегда так встречали…
К тому же над плечом угловатой фигуры, освещенной светом вышедшей луны, поднималась змея, различимая даже издали. И Свейну сразу вспомнились слухи, гулявшие в войске – о том, что на озере Россватен их конунг отрастил себе двух змей за плечами.
Правда, сейчас змея была лишь одна. Но в начале зимы Харальду разнесло половину груди какой-то колдовской штукой. Свейн и об этом вспомнил.
– Наш конунг там, у реки! – заoрал хирдман, выхватывая меч.
Сталь, заботливо смазаная жиром перед походом, легко выскользнула из ножен.