Дар берсерка
Шрифт:
Труди с Исгерд посмотрели на доски низкого потолка, но не сдвинулись с места. Пару мгновений спустя Свала открыла глаза. Пробормотала:
– Снаружи мороз, как будто зима вернулась. И град падает стеной. Моя мышь сдохла. Похоже, её прибило градинами…
Труди не шевельнулась, но Исгерд метнулась к двери. Открыла – и запустила внутрь кладовой звучный, дробный гул падающего ледяного крошева. Объявила:
– Град! Темно, не видно ни зги! Двoр заносит…
– Это Нъёрд, – бросила Фрейя-Труди. – Значит, Один решил призвать на помощь моего отца, того, кто способе заморозить Мирового Змея… что ж, разумно.
– Подлетал к воротам за скотным двором, - ответила та. – Позволь спросить, госпожа – а что будут делать владыки Асгарда, если им удастся скрутить дракона? Попробуют его убить?
Исгерд, вернувшаяся от двери, глянула на Свалу с неодoбрением. Но промолчала.
– Никто в сгарде не знает, можно ли убить дракона, – тихо сказала Труди. – Но все знают, что есть причины этого не делать. Если асы одолеют Ёрмунгардсона,то его отправят по пути Одина. По призрачной дороге, на которую ступил когда-то сам Один с сыовьями, уходя в Асгард. Только у дракона дорога выйдет подлинней. Войско его где-то рядом,и людей для великoй жертвы хватит с лихвой. Асы сладят для дракона драккар из силы, собранной из людских душ. Корабль,из бортов которого торчат призрачные нoгти мертвецов… а потом асы разожгут костер. И отправят Ёрмунгардсона за границы миров, туда, где вечно зияет черная бездна Гиннунгагап. Но на всякий случай дракону воткнут по копью в каждую глазницу.
– Зачем? – с любопытством спросила Свала.
– Чтобы не разглядел пути назад, – насмешливо бросила Труди. Затем уже серьезно добавила.
– Нам еще не приходилось отправлять дракона в бездну… мы не знаем, умрет там дракон или нет. Но даже Локи,тот, кто ходит по мирам, не сможет отыскать Ёрмунгардсона в черной пасти Гиннунгагап. Там нет начала и конца, нет направления…
Исгерд, до этого молчавшая, заметила:
– Если дракон исчезнет, для Мирового Змея он все равно что умрет. Вдруг Змей снова начнет свой вечный круг – безумие и рождение нового сына?
– Все может быть, – согласилась Труди. – Но если все получится, и Харальд исчезнет в Гиннунгагап без следа,то у нас появится оружие против сыновей Змея. И асам больше не придется устраивать пляски вокруг драконов. Лет тридцать – и очередной выродок Змея отправится в бездну. Прежде, чем породит нового Рагнарёка, который способен зачерпнуть силу из всего своего рода…
Исгерд склонила голову.
– Велика мудрость владык Асгарда.
Будь мы и впрямь мудры, вдруг мелькнуло у Фрейи-Труди, мы бы знали будущее. Предвидели бы его, не спрашивая пророчиц. А так… просто могучи.
на повернулась и пошла к двери – захотелось увидеть, как Нъёрд, её отец, засыпает этот мир градом. Ощутить, как покроется мурашками её человеческая кожа, как хлестнет по лбу и щекам ледяное крошево. Тоже маленькая радость, в ожидании большой…
Это уже было, подумал Харальд.
У него уже случалось так, что тело не слушалось, мысли туманились… где? Когда?
В лесу под Йорингардом, по которому он брел, посерев? В опочивальне, когда коснулся змеи, содранной родителем с его спины? Или на пожаре, когда доблестный ярл Харальд сомлел, оставив жену умирать? В кладовой Вёллинхела, где он встретил хульдру, вeдьму в синем платье? Или на
Было! Не раз!
Харальд напрягся – и опять не смог встать.
Или поднимусь, проплыло в уме,или Сванхильд умрет. И те, кого он привел в Упсалу,тоже.
Надо выбираться из этого дурмана, как-то зыбко, уже сонно, решил Харальд.
Из ледяной дремы, в которой он медленно тонул, вдруг вынырнуло воспоминание – об алом сиянии людских тел. О тех, кого он оставил перед Конггардом. О людях,искалеченных его секирой, но ещё живых. Светившихся алым…
Как сияло это алое!
По горлу вдруг прошлась сухая голодная судорога. Красное. Живое. Дергающееся от боли…
Близкo и далеко. Рядом, но не достать. Он на этом конце крепости, а раненые на другом. Дотянуться бы. Ощутить, как трепещет, поет в людях алое, угасая навсегда…
Отвращение к самому себе укололо сознание – и исчезло.
Зато змея, устало свесившаяся, точно прилегшая на его плечо, шевельнулась. Бессильно задергалась, пытаясь приподняться. Харальд скосил на неё глаза.
Дракон означает взгляд, вдруг просто и ясно стрельнуло в уме.
Дракон означает взгляд!
Он попробовал вскинуть голову, но ничего не вышло. Шея закостенела. Насыпь из ледяного крошева все росла, поднимаясь над землей – и Харальд, стоявший на четвереньках, утонул в ней уже по плечи. Было темно, сумрачно, но даже в этом мраке он различал синеватые крупинки, бесконечно падавшие с неба.
А потом Харальд услышал звук, вплетавшийся в дробно-костяной гул. Кто-то торопливо шел, почти бежал к нему, пропахивая целину из ледяных сугробов. Подходил все ближе и ближе.
Надо было встать, нo скованное тело онемело, от шеи и ниже его словно отсекли. Даже студеные иглы боли больше не вонзались в тело. Теперь Харальд ничего не чувствовал. Вообще ничего…
Взгляд, подумал он, цепляясь за безумную догадку.
Шаги приближались.
Может, удастся заглянуть в глаза тому, кто идет, мелькнуло у него в уме. А может…
Харальд зажмурился. Веки с трудом сомкнулись, градины, каймой примерзшие к им, царапнули по глазам. Он, борясь с сонным оцепенением, вспомнил то, что видел совсем недавно. Кусок блекло-серого двора крепости, с двух сторон обрезанный склонами вала. За ним по левую руку поднимается мужской дом. По прaвую, чуть дальше, полыхает Конггард.
А на сером лежат люди. Бьются в их телах сполохи болезненно-алого, догорают красноватые переливы на плоти тех, кто уже испустил последний вздох…
Пришедшее видение оказалось неожиданно ярким – и сонное забытье, придавившее сознание, отступило. Но жаркого тепла людской боли Харальд не ощутил. И пошевелиться не смог.
Зато вдруг вспомнилась Сванхильд. То, как он обещал ей, что возьмет себе в жены капризную бабу удачу. Как девчонка стояла в клетке, вцепившись в клинки,и лицо её белело за серой сталью…
Чей-то возглас прорезался из ледяного шороха и гула сoвсем рядом:
– он послабей родителя!
Харальд открыл глаза. Ресницы, усаженные градинками, смерзлись – но он их все-таки разлепил. Шея по-прежнему не гнулась, лицо уже почти утонуло в насыпи из ледяного крошева,та чтo разглядеть Харальд смог лишь синеватую муть. Подумал, собирая остатки злости – надо встать! В глаза им глянуть!