Дарханы. Академия Четырех богов

Александрова Евгения

Одна неловкая фраза, одно слово Сиркха — и я полечу вниз. Ни перил, ни защиты. Только ветер, обдувающий лицо, как напоминание: ещё шаг — и я вне благословения Четырёх богов.

Спина вспотела под тканью, а пальцы в кулаках дрожали, несмотря на то, что были сжаты до онемения. Ветер снова перекрутил волосы, и теперь тёмно-каштановые кудри колыхались на ветру, щекоча мою щеку и лоб, но я молча смотрела на императора и его приближенных.

— Наставник-дорре и один из сильнейших представителей ордена дарханов, проводников Четырёх богов, Кьестен де Торн, погиб от магического удара, и ударивший обладал

магией стихий, — прозвучал обвинительный голос Матисьяху. — Его ученица Кейсара ди Мори, которая находилась в конфликтных отношениях, была последней, кто был замечен рядом — и в момент эмоциональной ссоры. Всё свидетельствует о том, что именно она виновна в гибели сентара де Торна — и должна понести наказание.

Толпа замерла, когда на площадку неспешно, оттирая со лба выступившую влагу, вышел невысокий плотный мужчина лет пятидесяти, и по шёпоту стало ясно, что он и есть настоятель Сеттеръянга. Наконец-то и я его увидела вблизи.

Эльханан де Маггид. Значит, вот он какой. На нём не было никаких знаков власти — лишь простая туника монастыря, белая, без украшений, и узкий пояс из грубой ткани. Без лишнего шума, без объявления — просто вышел, как выходит учитель на урок, где все уже не дети, но всё ещё ждут, что он расставит слова по местам.

Я замерла, изучая того, кем пугали младших учеников. Волосы его — русые, смешанные с пеплом, зачёсаны назад. Высокий лоб, на удивление светлое, открытое лицо, мягкие складки в уголках глаз и та самая полуулыбка, которую можно принять и за приветствие, и за предупреждение. Он не был внушительным, как Сиркх, не излучал угрозу, как бородатый заговорщик, и в нём не было туманных теней, как у Иллиана, но что-то сильное и магическое ощущалось в этой простой на вид фигуре.

Сам же Сиркх повернулся к нему — не царственно, не высокомерно, а почти… почтительно. Почти.

— Эльханан, — коротко сказал он.

Настоятель склонил голову — тоже не слишком низко. Между ними было напряжение, но не враждебность — как у двух мужчин, давно знающих, где находятся границы друг друга, и почему никто их не нарушает.

— Ваше величество, — произнёс он негромко в ответ, но так, что каждый на холме услышал. — Сегодня голос Четырёх богов говорит не за нас, а через нас. Боги не оставляют нас, но и не вмешиваются напрямую. Их воля — как зеркало: мы смотрим в него, и только вместе можем увидеть, что в нём отражается.

Настоятель Сеттеръянга сделал шаг вперёд. Его глаза встретились с моими — и мне показалось, будто он уже знает всю мою историю.

— Я не виновна, — повторила снова, уже не так уверенно. Не потому что испугалась, а потому что слов становилось всё меньше.

Воздух стал гуще, плотнее, как перед грозой. И на миг перед глазами вспыхнули родные Корсакийские острова.

Влажный, пряный ветер, хватающий за распущенные волосы, шевелящий тяжёлые листья эвкалиптов, напоённые солнцем и солью. Родной ветер, южный, полный жизни и силы…

А здесь — даже ветер был чужим. Он бил в лицо сухо, строго, будто учитель с розгой, готовый отмерить наказание.

— Мы готовы тебя выслушать, — мягко сказал Эльханан.

— Не я убила сентара де Торна! Но я… была рядом, и не спасла, потому что…

Какое-то чужое вмешательство сдавило горло. Я дёрнулась, ища среди собравшихся

того бородатого мужчину, который сегодня казался мне тёмным исчадием, порождением моего страха. Тот, кто убил Кьестена — он должен быть сейчас среди нас и пообещать мне смерть, если я не замолчу.

Я с трудом проглотила ком в горле. Среди всех двух сотен лиц — учеников, дарханов, наблюдателей, гостей и стражей — я обреченно ждала тех, кто был внизу. Там, под землёй. Кто-то должен быть здесь. Кто-то из тех, кто предлагал мне “спасение”. Кто-то смотрит сейчас и делает вид, что ни при чём.

Почему-то бородатый посланник культа Покровителя позволил мне сбежать и теперь затаился и ждёт, что я сделаю. Неужто он правда думал, что я буду в силах оказаться рядом с императором — который будто бы окружён невиданной защитной магией — и смогу поднять на него руку?

По толпе пробежал шорох. Кто-то, может, ожидал, что я начну оправдываться. Кто-то ждал, что я поклонюсь, попрошу прощения, что скажу: "Да, это было случайно, я не умею контролировать свой дар. Я сожалею. Я готова пройти наказание."

Тишина накрыла площадь, словно туго натянутая пелена. Даже ветер, казалось, затаил дыхание, боясь потревожить слова, уже слетевшие с моих губ.

Почему заговорщики меня отпустили?

Хотят доказать, что их так много — и в их воле казнить меня прилюдно? Чтобы я испугалась и сама пришла к ним… Мой взгляд метался по толпе, не находя ответа на вопросы, только ветер ещё сильнее кружил волосы, и горло по-прежнему будто держала чужая ладонь. Должна ли я покаяться во всех грехах и упасть на колени перед этим сборщем судей — и тем самым заслужить отсрочку от приговора?

Заговорщики подставили меня нарочно, убив Кьестена, чтобы я пришла к ним и стала одной из них, полезная для целей их противостояния, для убийства императора или ещё не знаю для чего…

Внезапно я нашла взглядом главного заговорщика и застыла: он был среди дарханов, словно один из слуг, но глаза его пробирали до костей даже издалека. Он не пытался скрыться, не отвёл взгляда, но и не улыбался. И это его воля пригвоздила к земле и заткнула мне рот. Я не могу сказать ничего про заговорщиков и про то, что они прямо сейчас здесь, среди других — потому что иначе они убьют меня. Он убьёт меня прямо здесь — удавка уже затянулась на шее. Я чувствовала это всем телом и дрожала, не в силах выдержать.

— Я не знаю… от чьей руки погиб учитель, — это всё, на что хватило мне воли.

Император Сиркх сложил руки в рукава длинной мантии и застыл, разглядывая меня с непроницаемым выражением лица, словно сам Скадо — свысока, отрешенно, с лёгким любопытством. Как за одним из своих творений, которое обрело мнимую свободу воли, но на деле является искрой Великого Духа и лишь трепыхается в своем воплощении, пытаясь что-то доказать.

— Кто считает, что Кейсара ди Мори повинна в смерти наставника Кьестена, пусть сделает шаг вперёд. Кто верит, что в её сердце не было злого намерения, кто верит, что она не виновна, пусть сделает шаг назад, — сказал Эльханан. Его голос был мягким, но он прошёлся по каждому, как сухая кисть по запылённой полке. — Сегодня Четверо богов — через нас — увидят, чьё сердце несёт свет, а чьё — тьму, но мы не судим, мы слушаем, что подскажет наша душа.