Дарханы. Академия Четырех богов

Александрова Евгения

Кроме того, как дышать. Как держаться. Как не дать этому страху победить меня.

— Он слишком жесток, это все знают, но император его ценит, — сочувствующе заглянула Мэй мне в лицо, а я поняла, что теперь не смогу быть с ней откровенной. Хотя она была единственной здесь, кого я могла назвать своей подругой, но…

Друг она или враг?

Если тоже против императора и существующих порядков, захочет ли вмешать и меня в заговор? Или предаст, если я откажусь идти с ними на государственную измену?

— Да, — коротко выдохнула я и мимолетно

взглянула в её лицо. — Как и многие из дарханов. Мы должны подчиняться императору и Четырём богам, чтобы стать на ступень выше к Великому Духу.

Мэй поджала губы, будто пытаясь удержать рвущиеся с языка слова. “Стань одной из нас, чтобы изменить всё это”. Так ведь?

— Как я могу тебе помочь? — Мэй украдкой разглядывала мои дрожащие от напряжения пальцы, которыми я завязывала пояс на талии.

— Ну, пожалуй, вижу только два варианта: или убить де Торна, или лишить меня дара, чтобы я стала свободной, — я хмыкнула, чувствуя, как привычный сарказм брата начал просачиваться и в мою речь.

А я раньше думала, что это прерогатива мальчиков, но оказывается, у нас это семейное. Вспомнив Тавиана и его обращение “кроха” на нашем последнем совместном ужине, я даже почувствовала, как защипало в глазах.

Кажется, в следующий раз, когда я встречу брата, то посмотрю на него совсем другими глазами.

Мэй взглянула на меня в упор, но ответить не успела: меня позвали на следующее занятие по глубоким медитациям, которые я, признаться, выносила с трудом: уж лучше зубрить даори и выводить раз за разом хитрые символы, чем проводить часы в молчании. Удав в этот раз оказался мне не менее жёстким, чем де Торн. Но теперь я шла на практику с мрачной решимостью: кто знает, вдруг меня настигнет вселенское спокойствие и ясное понимание, зачем я здесь.

На следующее утро была назначена очередная личная практика с де Торном, и я ждала её с обреченностью. Полуголые тела учеников уже не казались мне вызывающими: за время, проведенное в монастыре, я смирилась с тем, что нас учат не только контролировать свое тело, но и намеренно размывать границы личности — именно это происходило утром, когда Кьестен заставлял нас сбрасывать всё лишнее, включая одежду.

Вдох через нос, выдох через рот, почувствовать, как расширяется грудная клетка, как расходятся в стороны рёбра. Как ветер гуляет по оголенной коже, как чувство прохлады уходит, когда ты перестаешь чувствовать свои пределы, соединяясь с миром.

И даже тренировка в паре способствовала тому, чтобы ощутить другого как самого себя и тем самым проникнуть в глубь таинства человеческого сознания и живой магии, царящей вокруг нас.

Почувствовать дыхание Великого Духа, пронзающего бытие.

Снова вдох через нос, медленный выдох через рот.

— Мы больше, чем наши тела — мы бессмертные души, заключенные в телах для проживания нового опыта, — звучал в голове голос Удава сентара Иллиана ди Вира. — Почувствуйте это на кончиках пальцев, вдохните жизнь и выдыхайте все ложные установки, которые вас ограничивают… Будьте свободным потоком…

Иногда

чувство слияния с течением энергии мне действительно нравилось. И этим утром я пыталась его воспроизвести — вернуться в момент практики, когда на время переставала быть собой и когда даже огонь не казался мне опасным: нельзя обжечь того, кто не имеет тела.

Даже огонь будто стал лучше подчиняться мне, и я в какой-то момент решила, что надо заявить, что мне достаточно уроков с наставником. Что я уже научилась контролировать себя достаточно, чтобы не срываться на мелочах.

Но Кьестен де Торн, будто нарочно почувствовав во мне изменения, подверг очередной проверке, заставив выйти вперед и повторить то, что мы делали с ним в личной практике. И на сей раз был ещё более жесток, даже не пытаясь защитить от насмешек.

Я думала, Бьёрн — мое личное испытание.

Я была не права.

Боги, как же я была не права!

— Зажги огонь, — приказал он вдруг, оставив в покое мои силовые навыки и контроль тела. — Проверим, на что ты на самом деле способна.

И указал на одиноко торчащую сухую ветку — одну на многочисленных мелких кустарниках, окружавших скалы и стелющихся в щелях между валунами и мелким сухим песком.

От одной мысли, как здесь вспыхнет всё, не сумей я удержать стихию, закружилась голова. И потом, я могла соединяться с уже существующим пламенем, но не разжигать его из ничего.

Де Торн считает, что я для него цирковая собачка из передвижного цирка, готовая устраивать фокусы на потеху публике?

— Я плохо его удерживаю, — упрямо подняла я голову, замирая посреди склона и тяжело дыша. Стараясь не думать о том, что сотни глаз смотрят на меня в насмешливом ожидании. — Не стану этого делать.

— Хочешь оспаривать приказы? — подозрительно склонил он голову набок.

Обвинение в том, что он видел мое общение с заговорщиками или подозревает меня в связях против императора, снова вспыхнуло в его выражении лица.

Кажется, каждый его поступок был ради того, чтобы пошатнуть мое равновесие и убедиться, что я скрываю что-то противозаконное. Быть может, он давно следит за Мэй и её компанией? Так пусть бы цеплялся к ней, а не ко мне!

Или весь его план — нарочно издеваться, ожидая, когда я выдам свои тайные убеждения и заслужу публичный суд или даже казнь за измену.

— Хочу разумного обучения! — бросила я, следя за Кьестеном исподлобья. — Вы ни разу не показали мне, как взаимодействовать со стихией. Но уже требуете показать.

— Боишься?

Меня обожгла ярость, и её сложно было удержать в груди. Этот старик возомнил, что много лет обучения у дарханов и его ловкость и сила для его возраста дают ему повод издеваться над учениками. Но что если он сам мечтал бы прикасаться к стихиям, да только силой духа не вышел?

Ойгон, его покровитель, лишь младший из богов, верно?

— Может, боитесь вы? — слова сорвались против воли, и я только в последний миг прикусила губу, но по рядам учеников уже пронёсся гул.