Давай сыграем в любовь
Шрифт:
— То есть ты, отныне не ешь мясо? — его отец прищуривается, пока я сжимаю вилку с такой силой от волнения, что у меня белеют пальцы.
— Ем, просто рядом с Крис, хочу, чтобы ей не было одиноко.
— А может твоя любимая просто не знала, что ты ненавидишь рыбу? — Ева поддается вперед, подавляя смешок, который так и скользит по ее губам, и смотрит пронзительно на Руслана, настолько, что где-то внутри я раздражаюсь. Мне не нравится, что эта девушка позволяет себе пожирать глазами моего, пусть и подставного парня. Это как минимум выглядит некрасиво, а как максимум —
— Нет ничего, что бы обо мне не знала моя любимая, — с деланной усмешкой сообщает Соболев. И один этот его тон, ледяной, жесткий, заставляет брюнетку заткнуться. — Тебе пора перестать так, переживать обо мне и наконец, заняться своей личной жизнью. А то глядишь, с таким характером придется жить с котами и собаками, хотя насчет вторых я не уверен.
— Руслан! — Соболев-старший повышает голос, он так громко рявкает, что я аж едва не подпрыгиваю на стуле.
— Не переживайте, дядя Миша, — соловьем поет Ева. — Руслан всегда был такой прямой и грубоватый. А однажды, еще, когда мы учились в школе, именно эта его грубость и помогала мне. Знаете, как он ставил мальчишек на место?
— Это неправда, — хмыкает Соболев.
— Я помню, как ты подрался с Зацепиным из-за меня.
— Он просто меня достал, ты здесь не причем, — жмет плечами Руслан.
— Ну это было так круто, — мечтательно закатывает глаза Ева.
— Ой, Русик в юности постоянно дрался, — поддерживает его мать.
И дальше их разговор уходить в ностальгию: они обсуждают школьные годы, разные проделки, своих учителей и общих знакомых. В какой-то момент, я ловлю себя на том, что здесь лишняя. На меня больше не смотрят, не задают вопросов и даже не говорят обо мне в третьем лице. Я — мебель. Пустышка. И Ева эта сделала специально. Она увела тему туда, где будет главной, тем самым показав, что я в жизни Руслана Соболева — проходной элемент. А она, судя по их прекрасному прошлому, — та самая.
Ситуация меня, мягко говоря, задевает. И тут уже смысла нет отрицать очевидное. Соболев мне симпатичен. Прямо сейчас, когда я вроде в тени всего мира, это чувство особенно обострилось. Наверное, из-за него мне так противно и одиноко сидеть за столом, слушать их общие воспоминания и не быть к ним причастной. А еще хочется скорее встать и сбежать или заткнуть уши. Что-то кусает в груди, что-то напоминающее ревность.
Сомкнув губы, я опускаю руки под стол. Досчитаю до пяти, затем скажу, что у меня дела и попробую уйти. Вряд ли кто-то будет переживать по этому поводу. Мне даже кажется, если я молча встану, никто и не заметит.
И когда я сглатываю, решив подняться, в эту же минуту, все там же под столом, ладонь Руслана ложиться внезапно поверх моей, крепко сжав ее. Я поворачиваю голову, ощущая, как потухшая звезда в моей вселенной зажигается. Соболев наклоняется ко мне, несмотря на вопрос, адресованный ему Евой, он его игнорирует и шепчет на мне ухо:
— Сбежим?
У меня дыхание перехватывает, и щеки вмиг накрывает румянец. Губы Руслана опять то ли специально, то так получается, но они задевают мочку уха, заставив всех бабочек у меня в животе роем
— А как же… — шепчу, взглянув на него. Закусываю губу, стараясь скрыть волнение, и жар охвативший тело.
— Плевать, — усмехнувшись, отвечает в своей манере он.
— Руслан, — Ева откашливается, за столом все почему-то замолкают.
— Мы наелись, с вашего позволения, — говорит Соболев, поднимаясь. Он тянет меня за собой, ни на секунду не выпустив моей руки. И я, словно под магией какой-то, тоже встаю, смущенно киваю всем, вроде как прощаясь.
А уже в коридоре, в пустом и тихом, у меня слетает крайне нелогичный, абсолютно ненужный, но такой ранимый вопрос.
— Я думала, она тебе нравится.
Руслан останавливается, какое-то время он смотрит на меня немигающим взглядом. Прямо, будто взял под прицел. Уйти от этого прицела невозможно, как бы сильно мне не было страшно, и инстинкт самосохранения не бил тревогу. Что-то происходит. Что-то невозвратное, ошибочное. Я проигрываю, хотя обещала себе не наступать на одни и те же грабли дважды. Как же так… Почему? Что такого в этом парне, что сердце дало сбой?..
— Нет, — наконец объявляет Руслан, привалившись спиной к стене.
— Ах, точно, у тебя же Оксана, — что я несу? Остановите меня: мой ломаный, механический как у робота голос, который выдает все мои эмоции.
— Нет у меня Оксаны, — слишком быстро, пожалуй, отвечает Соболев. Затем отходит от стены, берет меня за руку, переплетая наши пальцы. Он не спрашивает моего согласия, но сейчас я нахожусь под впечатлением от его ответа, что даже не дергаюсь. Позволяю себя вести, держать крепко мою руку, ощущать мужское тепло.
— Как это нет? Вы расстались? — затаив дыхание, я почти не дышу, и ругаю себя за это. Нет! Ну нет, Крис. Зачем ты это делаешь? Не надо оно тебе. Соболев — придурок. Он не герой моего романа. Он не должен им стать. Мне другие нравятся. Сильные, смелые, однолюбы, романтики… Что же не так со мной сегодня, в последнее время? Не понимаю. Я так запуталась.
— Да. Мы расстались, теперь у меня официально по всем фронтам одна единственная девушка — ты.
— Что? — глухо спрашиваю, остановившись посреди коридора.
— Знаешь, — он делает шаг ко мне, и замирает буквально в сантиметре от меня. Его взгляд, такой разгоряченный, пьяненный какой-то блуждает по моему лицу, затем опускается к губам. Секунда. Другая. И мне начинается казаться, что сейчас мы поцелуемся. Это ощущение такое отчетливое, ясное, как если бы я подставила руку и туда упала снежинка. Вполне себе настоящая и безумно красивая.
— Что? — повторяю я вопрос, часто моргая. А у самой ноги ватными делаются, и сердечко заходится: бух, бух, бух. Ладони становятся влажными, поэтому я завожу их за спину, чтобы не показать, как сильно взволнована.
— Когда ты не грубишь, то вполне себе милая, тебе говорили это?
Соболев заправляет прядь волос мне за ухо, затем отдаляется. Все также неожиданно, как и приблизился. Он ведет себя странно, и улыбка на его губах, такая хищная, но совсем не опасная, тоже наводит на смешанные чувства.