Дайте собакам мяса
Шрифт:
— Вот-вот, «Добрый человек из Сезуана», тоже хороший вариант, — согласился я. — Так что, это поможет улучшить контакт?
— Думаю, да, — кивнул он. — Они за билеты удавиться готовы.
— Тогда с меня контрамарки, с тебя — информация, — подвел я итог. — Я постараюсь быстро обернуться, но и ты потом не затягивай, не хочу, чтобы до горячего дошло — она же явно без тормозов, выкинет ещё чего, мне за Татьяну тревожно.
— Договорились, — Лёшка усмехнулся и всё-таки не выдержал: — А ты правда
Я укоризненно посмотрел на него.
— Офицеры такими вещами не хвастаются, — с пафосом сказал я. — Но тебе скажу — нэ так всё било.
Шутка с грузинским акцентом пропала даром — Стругацкие ещё не запустили в массы соответствующий анекдот, да и лучший друг физкультурников пока не стал завсегдатаем киноэкранов. Впрочем, легкую улыбку я у Лёшки вызвал — а заодно заставил пообещать, что он не будет поминать моё имя всуе в разных курилках. [1]
* * *
Можно было на этом и успокоиться — пусть Лёшка поднимет свои контакты, со временем что-то и выйдет. Насчет контрамарок я не волновался, не думаю, что Любимов откажет в моей просьбе, если я честно изложу ему все обстоятельства, так что и расплатиться за помощь смогу. В крайнем случае, можно попросить сходить к Любимову Татьяну — или вообще заявиться к нему вместе, но мне не хотелось вовлекать девушку в это дело. Всё же она не в том положении, чтобы переживать ещё и по этому поводу.
Но были и другие способы узнать искомое.
В развитых обществах с налаженной почтовой службой анонимные письма обрастают различными служебными отметками, которые позволяют кое-что узнать. Не настоящие имя и фамилию отправителя, конечно, а всего лишь адрес почтового отделения, в котором проходила первичная обработка послания. Писем было относительно немного, около тридцати, почтовых индексов пункта сортировки — ещё меньше, около десятка. Справочник индексов Москвы в нашем управлении имелся, так что после часа работы у меня на руках имелся список адресов, разбросанных без видимой системы по всей столице. Но это лишь на первый взгляд.
Начинающие анонимы совершают одну и ту же ошибку — они почему-то считают, что их не найдут, даже если они не будут пытаться специально запутывать следы. Обычно они не ездят в разные районы города, а кидают письма в почтовые ящики по своим обычным маршрутам. Люди же обычно ездят только на работу и обратно, и когда я перенес адреса на купленную вчера туристическую карту Москвы, то получил две группы точек — одна находилась в Хамовниках, от «Спортивной» до «Парка культуры», а другая — в районе «Сокола». Одна точка располагалась на Таганке, что меня не удивило, и ещё одна была в самом центре. В общем, ничего удивительного. В Хамовниках эта дама жила, на «Соколе» — работала; могло быть и наоборот, но я почему-то в это не верил. Ну а на Таганке и в центре бывала наездами.
Что мне это давало? Ничего конкретного. Но Лёшка будет спрашивать своих подопечных не про какую-то абстрактную женщину, а про ту, которая обитает в Хамовниках или на Соколе, что резко сузит круг подозреваемых. Всё остальное — дело техники и времени. Я по телефону рассказал ему про свои выкладки
* * *
Чтобы пробиться к всемогущему Юрию Любимову, мне пришлось помахать удостоверением. Но после этой демонстрации секретарша в приемной стала выглядеть очень испуганной, а её голос, которым она по внутренней связи докладывала о моём приходе, слегка подрагивал. Но сам Любимов явно меня не боялся.
— Виктор? Хорошо, пусть будет Виктор, — сказал он после того, как я продемонстрировал свой документ и представился. — Меня зовите Юрием Петровичем, я не в том возрасте, чтобы фамильярничать, уж извините. Какими судьбами вас занесло к нам?
Я его хорошо понимал. Популярность этого театра играла на его репутацию. Наверняка к нему обращались многие сильные мира сего, так что визит какого-то капитана КГБ — я ещё не успел поменять удостоверение — вряд ли мог его впечатлить. Конечно, если бы я ворвался в его кабинет во главе вооруженной группы захвата, положил бы 53-летнего худрука лицом в пол и затянулся бы на его руках наручники, всё было бы иначе. Но я вошел мирно, говорил вежливо и даже был готов называть его по имени-отчеству. Я был уверен, что он принял меня за очередного просителя — и, в принципе, был недалек от истины.
— Печальными судьбами, — откликнулся я. — Юрий Петрович, так сложилось, что именно я был косвенной причиной скандала, который случился в вашем театре пару месяцев назад. Думаю, вы помните — когда актер Высоцкий гонялся за актрисой Иваненко.
— Так это вы?! — глядя на его идеально сыгранное удивление, я невольно вспомнил, что у Любимова за плечами почти два десятка лет работы в труппе театра имени Вахтангова, а это хорошая школа, что бы ни говорили завистники.
— Да, — я скромно потупился. — Но так сложились обстоятельства, у меня и в мыслях не было…
— Постойте-постойте! Виктор? Да, Виктор, а где сейчас Татьяна? Она тогда попросила меня организовать ей билет на поезд в… да, в Сумы — и с тех пор ни разу даже не позвонила. А ей нужно оформить документы, ей же скоро, если меня не подводит память, нужно выходить в декретный отпуск!
— Как раз в Сумах она и была, — объяснил я. — Я там был по службе, в командировке, а она приехала ко мне, чтобы рассказать, что я буду отцом. Я, конечно, предложил ей выйти за меня замуж…
— Вот как! — воскликнул он. — И что?
— Она согласилась, — ответил я, не уточняя, что между предложением и ответом прошло ровно два месяца. — Скоро свадьба… но, думаю, мы скромно, без застолий. Приглашаем, кстати, но поймем, если вам прийти не удастся… новый сезон, новые спектакли… Что хотите ставить?
— «Под кожей статуи Свободы», — непроизвольно ответил Любимов. — Это по стихам Евтушенко… вы, надеюсь…
— Конечно, знаю, — я улыбнулся и блеснул эрудицией: — У вас же были «Антимиры» по Вознесенскому? Я был на этом спектакле, мне очень понравилось. Надеюсь, вы всех больших поэтов нашего времени перенесете на сцену — Рождественского, Ахмадулину…