Де Рибас
Шрифт:
— Три фрегата будут крейсировать у крепости с завтрашнего дня, твердо отвечал корсар и предложил: — Прогуляемся к мысу?
— Готов быть провожатым, — сказал Суворов.
Прогулка вышла долгой и утомительной. Генерал-аншеф с интересом приглядывался к неутомимо шагавшему по песку корсару. Восемь верст шотландец прошел, не останавливаясь, не разговаривая, размахивая зрительной трубкой в руке. Рибас почувствовал внезапную резкую боль в коленях и отстал. Когда бригадир вышел на мыс, Джонес насчитал в районе острова Березань семнадцать
— Двадцать одно, — уточнил Джонес — Пять линейных… Две бомбарды. Семь фрегатов… у ближних по тридцать две пушки. У дальних…
Заполночь возвратились в Глубокую. Рибас писал Попову: «Поль Джонес, мне кажется, тоже заметный, человек, может сделать много добра. Я чувствую сильную боль и страдаю в то время, как вам пишу. Только что я убедил Алексиано оставаться на одном корабле с Поль Джонесом. Я завтра еду в Херсон и употреблю все мои старания, дабы ускорить выслать все нужное адмиралтейству».
Вскоре на адмиральском совете решили всему флоту идти к Очакову и стать в линию на якоря в шести верстах от турецкой флотилии, что и было исполнено к шестому июня. Гребной флот расположился ближе к правому берегу лимана. Позади парусного, стоявшего на левом фланге, бросил якоря резерв — галеры, брандеры, плавучие батареи. Турки лишь издали наблюдали за действиями русских.
Ранним утром седьмого Рибаса, ночевавшего в каюте «Святого Владимира», разбудили голоса и топот ног на палубе. Он оделся и вышел. У борта стояла лодка, в которую спускались Нассау и Джонес. Рибас поспешил следом, не обращая внимания на боль в ногах.
— Как говорит Суворов, наступил пастуший час? — спросил бригадир.
— Замечено движение турок у берега.
Туман вползал в лиман со стороны моря. Гребцы налегли на весла, и через получас Нассау из лодки спрашивал у Алексиано, находящегося на борту галеры:
— Что у вас справа? Посылали узнать?
— Турки на веслах! До двадцати судов.
Поль Джонес не поверил, но остальные капитаны подтвердили: турки совершают маневр вдоль берегов.
— Прижимайте их к берегу! — вскричал корсар.
На одной из галер Рибас увидел брата, помахал рукой, но тот не заметил. Туман рассеивался, и можно было насчитать до тридцати османских судов. Пушечная Дуэль началась, когда до неприятеля было расстояние в два выстрела. Ядра шлепались в воду. А лодка с адмиралами понеслась назад, к парусному флоту, где тоже загрохотали пушки. Адмиралы перешли на «Святой Владимир», Рибас приказал высадить его на галеру «Десна». Капитан Ломбард, посверкивая Георгиевским крестом за недавние горячие дела, скомандовал:
— Идти на сближение!
— Держаться в линии! — напомнил непременное правило линейной атаки Рибас.
Пушечная дуэль длилась более часа. Гребная флотилия Рибаса, опередив парусники, выстраивалась по галере «Десна» в линию. Возле турецких многопушечных судов бригадир увидел легкую
— Наша цель — кирлангич! Там капудан-паша! Повторять не пришлось — капитан сам стал за руль.
Легкие пушки своими ядрами уже достигали кирлангич, и он понесся под защиту флагмана.
— Уходит! — закричал капитан. — Прибавить весла!
— Сушить весла! — перебил его команду бригадир и вовремя: со стороны русских парусников огонь ослаб, потому что четыре галеры чересчур вышли вперед из линии и мешали вести стрельбу. Рибас приказал спустить шлюп, догнать галеры и вернуть их в линию, но тут же отменил приказ: слева «Десну» обошла лодка, на которой инженер-полковник Корсаков догнал вышедшие вперед галеры и остановил их.
К этому времени подошли казачьи дубы, которым перед боем Рибас предписал стоять слева, у Кинбурнской косы. Линия, наконец, выровнялась, и пушечная дуэль возобновилась с прежней силой. Адмиральский турецкий корабль был осажден малым рибасовым флотом, как огромная крепость жалящими шмелями. Ядра турок с высоких бортов не вредили казачьим дубам, а «Десна» своим огнем сбивала с турецкого борта английские мортиры, рвала оснастку, но поджечь адмиральский корабль не удавалось. К нему уже спешили на выручку две галеры, по которым бригадир приказал ударить из всего, что могло стрелять и, спустя мгновение, обе галеры одна за другой взлетели в небо обломками. Восторженное «А-а-а!» раскатисто разнеслось над русскими судами. И вдруг флаг на фор-брам-стеньге турецкого адмиральского судна приспустился.
— Сдаются? — спросил капитан.
— Может быть, крепления перебиты, — предположил Рибас. — Не прекращайте пока огня.
Но через получас был спущен флаг и на адмиральском гроте. Бригадир взглянул на другие турецкие суда. — и они спустили флаги на гротах. Матрос-пушкарь, из греков, сказал бригадиру:
— Так и при Чесме было. Сдаются турки.
Рибас приказал прекратить обстрел и отправил казачий дуб с донесением к Нассау. Но в это время от турецкого флагмана отвалил кирлангич и направился в сторону Очакова.
— Они спасают своего Гассана!
Пушки на галере ожили, грохнули залпом, а турецкий флот рубил якорные канаты и при попутном ветре стал уходить за своим капудан-пашой. Их преследовали, пока ветер не унес дым боя, и стало видно несметное число малых турецких судов. В эту минуту бригадир снова почувствовал резкую боль в коленях, присел на лафет.
— Вы ранены? — спросил капитан, всматриваясь в побелевшее лицо Рибаса.
— Нет. Это пройдет.
К галере подошла яхта с Поль Джонесом и Нассау.