Дело Кольцова
Шрифт:
— А в связи с чем?
— А вот, слушай. Очень любопытно…
И вот что он мне рассказал.
Его вызвали в ЦК. Он поднялся на пятый этаж в секретариат Сталина, постучался и был несколько удивлен, что дверь ему открыл сам Сталин. Они прошли в кабинет, сели, и Генеральный секретарь ЦК сказал:
— Товарищ Кольцов, „Огонек“ — неплохой журнал, живой. Но некоторые товарищи, члены ЦК, считают, что в нем замечается определенный сервилизм.
— Сервилизм? — удивился Кольцов. — А в чем это выражается?
— Да, сервилизм. Угодничество. Товарищи члены ЦК говорят, что вы скоро будете печатать, по каким клозетам ходит товарищ Троцкий.
Кольцов, конечно, был в курсе острой конфронтации между Сталиным и
— Товарищ Сталин, — сказал брат, — „Огонек“ — массовый журнал, рассчитанный на широкий круг читателей, и мы думали, что в наши задачи входит рассказывать народу о деятельности его руководителей. И мы давали очерки: „День Калинина“, „День Рыкова“, „День Троцкого“. А недавно мы дали в журнале фотографию окна, через которое в Баку в 1902 году бежал товарищ Сталин, когда полиция нагрянула в организованную им подпольную типографию.
Подозрительно сощурившись, Сталин посмотрел на брата и сухо сказал:
— Товарищ Кольцов. Я вам передал мнение товарищей членов ЦК. Учтите в дальнейшей работе. Всего хорошего.
Рассказав все это, брат со смехом добавил:
— По сути дела, я получил строгий выговор от Генерального секретаря партии.
Увы, это было нечто большее, чем выговор…»
Незадолго до этого разговора фотокорреспондент «Огонька» Виктор Микулин снял большой материал о Троцком, отдыхавшем в то время в Сухуми. И перед Кольцовым встала дилемма: опубликовать эти фотографии — вызвать гнев Сталина, не опубликовать — вызвать презрение Троцкого, который, несомненно, посчитал бы, что Кольцов струсил. Кольцов решил пренебречь неудовольствием Генсека, для него подозрение в трусости были невыносимо. Шесть фотографий, изображавших Троцкого на охоте, на берегу моря, с женой Натальей Ивановной и другие были опубликованы в очередном номере «Огонька». Генеральный секретарь на это никак не отреагировал, но…
Спустя много лет после этой истории имел место следующий эпизод. Главного редактора «Правды», своего любимца Льва Мехлиса Сталин перевел из «Правды» начальником Главного Политического Управления Красной Армии (ГЛАВПУРККА). Исполнять обязанности главного редактора «Правды» стал Кольцов. Это было, казалось бы, выражением полного к нему доверия. Дальше произошло следующее. Летом тридцать восьмого, вернувшись из Сочи, где отдыхал Сталин, в «Правду» заехал Мехлис.
— Миша! — сказал он. — Хочу рассказать тебе кое-что приятное. Мы как-то говорили с Хозяином о тебе, и он очень хорошо о тебе отозвался. Что ты хорошо работаешь и, главное, полностью изжил вредное влияние Троцкого, под которое ты одно время подпал.
В переводе на простой человеческий язык это означало: «Товарищ Кольцов! Печатание фотографий Троцкого в „Огоньке“ после моего предупреждения я не забыл».
С 1922 года, когда Кольцов стал штатным сотрудником «Правды», он проработал в этой главной газете страны 16 лет вплоть до ареста. За это время на страницах газеты появлялись фельетоны, очерки, путевые заметки, корреспонденции, статьи по огромному спектру проблем, написанные Кольцовым, как правило, интересно, ярким образным литературным стилем, остроумно и оригинально. Они принесли ему поистине огромную всенародную популярность. Стиль Кольцова трудно спутать с чьим-то другим. Среди огромного количества опубликованных в «Правде» фельетонов Кольцова очень малая их часть утратила со временем актуальность, еще меньшая их часть, с теперешней точки зрения может быть отнесена к ошибочным, например «Маска и душа» о Федоре Шаляпине. Но большая часть фельетонов по сей день остаются, к сожалению, злободневными, написанными как будто как реакция на сегодняшние события. К сожалению, потому,
В 1928 году в Ленинграде, в издательстве, в «ACADEMIA» в серии «Мастера современной литературы» вышла книга «Михаил Кольцов». Одним из авторов этого сборника был Николай Бухарин. Вот что писал он о совсем молодом журналисте:
«…Характерно, что живая струя нашей новой литературы зажурчала именно тогда, когда эта литература стала прямо и непосредственно опираться на факт. Это отнюдь не случайно: наоборот, здесь видна основная закономерность творчества, хотя бы мало-мальски претендующего на широкое общественно-художественное значение.
Разумеется, потребовалось не малое количество лет, чтобы художественный материал отстоялся, чтобы создалась основа для широкого полотна.
Вот почему у нас началось с разведок в область художественной обработки фактов. И вот почему газетный фельетон — дробная публицистическая форма этой разведки — получил у нас такое значение.
Служа непосредственно практической работе и стоя в непосредственной близости к жизни, такой, какой она есть; освещая ее под углом зрения того, какой она должна быть; художественно ее „объясняя“, чтобы практически ее „изменять“, газетный фельетон оказался в известной степени застрельщиком и пионером революционного реализма.
Михаил Кольцов по праву занимает здесь свое место. Сложнейшая жизнь нашей революции — баррикадная борьба и хозяйственное строительство, война и дипломатия, голод и мощный восстановительный процесс, пафос разрушения и творческая страсть строительного периода, герои и жулики, мученики и вырожденцы, типы старой Великороссии и молодняк окраин, пролетарии, крестьяне, интеллигенты, иностранные офицеры, революционные рабочие Запада, дворцы, тюрьмы, пушки, аэропланы, капиталистические виселицы, „товарищ Маузер“, Днепрострой и Волхов, беспризорные и пионеры — все это в произведениях Кольцова вереницей проходит перед нашими глазами.
Дробные аналитические странички, подчас подымающиеся, однако, до крупных синтетических обобщений, — вот характеристика кольцовских фельетонов.
Читатель может наблюдать, как вместе с революцией росло и творчество Кольцова, несомненно углубляясь и по мастерству языка, и по степени художественного проникновения в обрабатываемый материал.
Характерной чертой Кольцова является также отсутствие провинциализма: он также мало „национально-ограничен“, как и наша революция.
Широкий горизонт, достаточная длина радиуса художественной ориентации Кольцова, наряду с остротой языка, меткостью образной речи и революционной эмоцией, составляющей внутреннюю движущую силу его фельетонов, несомненный художественный рост — дают основание сказать, что автор, уже имеющий за собой крупный и заслуженный успех, как говорят немцы, entwicklung fahig [5] и за его художественной разведкой мы будем иметь еще „тяжелую художественную артиллерию“».
5
Развитие способностей (нем.).
Популярность Кольцова растет. Достаточно вспомнить, как в главной газете страны 12 августа 1930 года почти на целой полосе печатается не фельетон Кольцова, а материалы, посвященные самому Михаилу Ефимовичу. Они опубликованы под заголовком «ДЕСЯТЬ ЛЕТ РАБОТЫ В „ПРАВДЕ“ тов. М. Е. КОЛЬЦОВА».
Вот два из них.
МАСТЕРУ СОВЕТСКОГО ФЕЛЬЕТОНА
В день десятилетия боевой журналистской работы М. Е. Кольцова на страницах «Правды» шлем горячий привет мастеру советского фельетона.