Дело о давно забытой пощечине
Шрифт:
– Вы абсолютно уверены, что обвиняемый произнес именно те слова, что вы привели здесь?
– продолжил допрос окружной прокурор.
– Да, клянусь вам в этом могилами своих предков!
– воскликнул свидетель.
– Так и сказал, я ясно слышал: "Лучше договориться по-доброму, а не доводить дело до...". До чего именно, признаться честно, он сказать не успел, поскольку увидел меня и сразу замолчал.
– Сколько было времени, когда мистер Деннен и обвиняемый вышли из вашей конторы?
– Признаться честно, я чисто
– Так сколько было времени?
– Ну, без двух или без трех минут полдень. Точнее вспомнить не могу.
– Точно полдень?
– Точно, уж в этом-то я могу ручаться, клянусь могилами своих предков.
– Больше вы мистера Деннена или обвиняемого не видели?
– Признаться честно, господин прокурор, я подождал Барри минут двадцать, взял бутылку домой, по пути заглянул к старине Пирсу, ну это хозяин кабачка "У Эридана", и больше в тот день никого не видел.
– У меня все, - с облегчение объявил Болдуин Маршалл и с победным видом посмотрел на Мейсона: - Приступайте к перекрестному допросу, господин адвокат.
– У меня нет вопросов к этому свидетелю, - неожиданно для всех произнес тот.
– Как нет вопросов?
– не сдержался Маршалл.
– Вы не будете проводить перекрестного допроса?
– удивился и судья Чивородис.
– Нет, - спокойно ответил Мейсон.
– Хотя... Если вы так настаиваете, могу и провести.
– Прошу вас, - предложил судья Чивородис.
Мейсон вышел из-за стола и подошел к свидетелю, мягко ему улыбаясь.
– Насколько я понял, - произнес адвокат, - вы заявили, что были знакомы с погибшим много лет?
– Да, - осклабился в улыбке толстяк, - признаться честно, много лет.
– Как много?
– Признаться, сейчас и не вспомню.
– Десять лет?
– Может, и больше.
– Скажите, а не вы ли тот человек, которого двенадцать лет назад осудили в Лос-Анджелесе под именем Стефана П. Райвена за ловкий обман полудюжины лос-анджелеских банкиров и ювелиров, и попавшегося на мелкой краже. Ваши фотографии, помнится, были во всех газетах, а в совокупности вам присудили десять лет тюрьмы. Я не ошибся?
С Пола Райвена сползла добродушная улыбка, а брови сошлись над переносицей. Лицо свидетеля приобрело жестокое, хищное выражение.
– Я возражаю!
– закричал Болдуин Маршалл.
– Я возражаю против этого вопроса, поскольку он задан лишь для дискредитации свидетеля. К тому же вопрос несущественнен, не допустим в качестве доказательства и не относится к делу.
– Почему же?
– удивился Мейсон.
– Если выяснится, что я не ошибся, то выходит, что ваш свидетель только два года назад вышел из тюрьмы.
А ведь он заявил, что дружил с погибшим много лет. Вот я и хотел выяснить, не в тюрьме ли они познакомились?
– И этот аспект также несущественнен, не допустим в качестве доказательства
– Барри здесь не причем!
– закричал свидетель.
– Черт с вами, все равно все проверите. Я познакомился с ним уже здесь, в Эль-Сентро. Но, признаться честно, мы подружились настолько, клянусь могилами моих предков, что...
– Боюсь, - улыбнулся Мейсон, - что могилы ваших предков сегодня стремительно рухнули к центру Земли.
Адвокат бросил многозначительный взгляд в сторону журналистов, присутствующих на процессе. Двое самых сообразительных поняли его взгляд как команду к действию и направились к выходу из зала, чтобы первыми позвонить в редакцию - такую сенсацию упускать нельзя. Каждый из них клял себя, что и сам мог бы вспомнить - действительно, процесс был громкий, мошенник не из рядовых.
– Вы подвергаете сомнению слова этого свидетеля насчет появления обвиняемого в конторе Барри Деннена и произнесенных им угроз?
– вышел из себя Болдуин Маршалл.
– Я?
– удивился Мейсон.
– Нет. Это в компетенции Скамьи Присяжных подвергать сомнению показания того или иного свидетеля. Высокий Суд, дамы и господа присяжные, я хочу лишь обратить ваше внимание на то обстоятельство, что этот человек под присягой солгал в показаниях, касающихся совершенно незначительного аспекта - срока его знакомства с погибшим. Насколько достоверны остальные его показания вам решать, дамы и господа. Я же больше вопросов к этому свидетелю не имею.
Сделав презрительный жест, Мейсон с достоинством вернулся на свое место.
Судья Чивородис бросил быстрый взгляд на часы и повернулся к окружному прокурору:
– Господин обвинитель, у вас есть еще вопросы к этому свидетелю?
Болдуин Маршалл хотел было что-то сказать, но Майкл Д'Або быстро зашептал ему на ухо.
– Нет, Ваша Честь, - наконец ответил окружной прокурор.
– Я закончил допрос свидетеля. Он мог ошибиться в пустяке, но я верю, что в главном он был честен. К тому же его показания подтверждаются и показаниями других свидетелей. Господину защитнику не удастся опрокинуть нашу версию, не взирая ни на какие эффектные фокусы и разоблачения, высосанные им из пальца, и...
– Хватит, - резко оборвал судья Чивородис.
– Если вы позволите себе еще хоть один личный выпад в адрес адвоката защиты, я наложу на вас штраф за оскорбление Суда. Вы поняли меня, господин окружной прокурор?
– Да, Ваша Честь.
– Прекрасно, - ответил судья.
– В таком случае Суд объявляет перерыв на обед. Суд соберется в этом зале в три часа. В течение этого времени присяжные заседатели не имеют права формулировать или высказывать свои суждения по существу слушаемого дела. Только когда дело будет полностью представлено им, они смогут приступить к составлению выводов. Присяжные также не имеют права дискутировать между собой и позволять, чтобы о деле дискутировали в их присутствии.