Демоны Кушань
Шрифт:
Столкнувшись с покойниками из мира смертных, которых за несколько медных монет «переводили» для погребения, лисы укрылись за тёмной аурой смерти для маскировки. Но если он приложит усилия, беглецы обнаружатся быстро.
Сюэ Моцзяна раздражало не столько похищение барышни Ин, сколько наглость Мэн Цзеюй. Эта лиса вообразила о себе слишком много, пора показать ей истинное место в Трёх мирах!
Он как раз собирался призвать меч, когда с небес рухнула багрово-красная звезда, на время ослепившая глаза. Ещё не видя прибывшего, Сюэ Моцзян преклонил колено. Эта всесокрушающая энергия
— Владыка-страж? — ещё больше поразился Сюэ Моцзян, разглядывая бледное лицо высшей небожительницы.
С её губ сочилась тёмная кровь, грудь хаотично вздымалась в такт сбившемуся дыханию, а длинные ресницы покрывал мелкоигольчатый иней. Командующий невольно приложил пальцы к запястью небесной девы — пульс выглядел неровным, как после тяжёлого ранения или возмущения ци.
Тёмный владыка по-прежнему молчал, не считая нужным что-либо пояснять.
— Цуймингуй-басюн, у нас война с Небесным городом? Откуда у тебя Владыка-страж Великого барьера Девяти Сфер? — не вытерпел Моцзян, обратившись к старшему.
— Из Пинъяо, — ответил тот, доставая из-за пазухи цянькунь, искусно расшитый серебряными нитями. — А точнее, из твоего цветочного дома.
Ослабив шнуровку, Цуймингуй вытряхнул на землю содержимое мешочка: несколько мелких артефактов, чистую бумагу, крупную жемчужину и… свиток, красиво перетянутый лентой. Заметив интерес Тёмного владыки, Сюэ Моцзян услужливо подал свиток и встал с колена.
Цуймингуй осторожно потянул ленту двумя пальцами. Бумага с шорохом развернулся в его руках, являя взору незатейливую живопись. Художник, явно из мира смертных, если судить по мастерству, изобразил цветущую грушу на крутом речном берегу, что упрямо цеплялась за жизнь. Вдоль левого края бумаги виднелась ровная строка иероглифов.
— Призадумалось дерево груши моей, что растёт на речном берегу одиноко… — Сюэ Моцзян, прочитавший написанное вслух, рассмеялся. — Какая нелепость! Откуда у небожительницы земная живопись с такой неприглядной подписью?
Однако Цуймингуй выглядел сосредоточенным. Продолжая водить пальцем по иероглифам, он медленно произнёс:
— Думы эти о белой листве средь ветвей умертвить тебя могут тоскою глубокой… Ты не прав, Моцзян-бади. В этих строках есть и смысл, и боль, — обратив взор на лежащую у его ног небожительницу, Цуймингуй вздохнул и тихо добавил, — Откуда это у тебя?
Естественно, та промолчала.
Происходящее на его глазах было таким удивительным, что Сюэ Моцзян на время растерялся, прежде чем отважился спросить вслух:
— Ты знал поэта, Тёмный владыка?
— Не в этом дело, Моцзян-бади, — Цуймингуй не торопясь свернул живопись и аккуратно завязал ленту. — Собери всё в цянькунь, — приказал он. — Отдашь мне его на Кушань.
— Как пожелаешь, — Сюэ Моцзян принялся
— Что ты делал здесь?
Сюэ Моцзян ждал чего-то подобного. Тёмный владыка всегда строг к подчинённым. Он желает знать обо всём, что происходит в Трёх мирах. Но на этот раз командующий решил солгать. Вернее, сообщить только половину правды.
— Я преследовал разведку лисьего клана.
— И каков результат?
— Стыдно признать, но твой командующий в который раз проиграл лисам, — с разочарованием в голосе заметил Сюэ Моцзян. — Я недостоин называться воином Асюло!
— Не преувеличивай, Моцзян-бади, — спокойно возразил Цуймингуй, продолжая разглядывать небожительницу у своих ног. — Просто возьми подкрепление на Кушань и сделай это наконец. Добей их.
— Как прикажешь, Тёмный владыка! — Сюэ Моцзян закрепил чужой цянькунь у себя на поясе. — Я сразу же займусь лисами.
— Позже… чуть позже. Нам теперь не до лисиц, — тут же возразил Цуймингуй. — Возвращаемся на Кушань. Я вернулся из Великого разлома с хорошими новостями. — Он вдруг положил руку на плечо Сюэ Моцзяна и загадочно улыбнулся. — Но почему ты, Моцзян-бади, так и не спросил о моём самочувствии? Неужели настолько увлёкся преследованием лисьей разведки?
Сюэ Моцзян с трудом выдержал взгляд Цуймингуя. Зачем он лгал? Все знают — у главы клана Асюло чутьё ничем не хуже от девятихвостого лиса! А за ложь и убить на месте может.
— Прости, владыка… Как ты чувствуешь себя?
Улыбка на губах Цуймингуя стала чуть шире.
— Не переживай, Моцзян-бади! — поспешил успокоить он. — Я уже не сержусь. Возьми эту небожительницу и следуй за мной на Кушань.
Сюэ Моцзян провёл багровую звезду Тёмного владыки, устремившуюся к бывшему Пику пустоты, настороженным взглядом. Неужели, сошло с рук? Обычно глава не отличается снисходительностью к чужим грехам.
С облегчением выдохнув, командующий подхватил неподвижное женское тело на руки и, бережно прижав его к груди, обратился в чёрный дым.
Кушань только на первый взгляд выглядит местом изгнания и плача, в этом Се Цзынин убедился, как только переступил невидимую черту защитного барьера.
Высокогорное плато здесь окружали серые скалы, охватывающие его с трёх сторон. Се Цзынину эта ровная поверхность напомнила гигантское клеймо в виде подковы, вытесненное мифическим кузнецом на теле древних гор. Внутри подковы почти не дули ветра, а воздух прогревался до летнего тепла раньше, чем в мире смертных.
Многочисленные дворцы из таких же неприглядных серых камней, жались к скалам, освобождая середину, где тянуло ветвистые руки к небосводу огромное дерево яджао.
Се Цзынин слышал легенду о «серебряном абрикосе» — обладателе живого духа, что хранился в клане Асюло, но видел яджао собственными глазами впервые. Дерево поистине впечатляло как размерами, так и внешним видом. Его веерообразные листья окрасились в благородное золото и были прозрачны, как слюда, пропуская сквозь себя яркие полуденные лучи. Отчего всё яджао казалось объятым небесным сиянием.