Деньги, рынок, капитал. Краткая история экономики
Шрифт:
Между тем несколько важнейших инноваций в области здравоохранении появилось во Франции. К 1860-м годам во Франции была построена одна из крупнейших в мире канализационных систем, точно воспроизводящая планировку улиц. Писатель Виктор Гюго описывал ее так: «Нынешняя клоака, пожалуй, даже красива: там царит чистота стиля» [11] . В середине XIX века страны начали демонстрировать свои достижения на всемирных ярмарках, и на Международной выставке 1867 года во Франции посетителям предлагали совершить экскурсию по канализации. Парижские дома быстро подключили к новой канализационной системе, что помогло снизить распространение инфекционных заболеваний (мы могли бы назвать этот процесс «приростом на оттоке»). Французский ученый Луи Пастер, потерявший троих детей из-за брюшного тифа, разработал микробную теорию инфекционных болезней и внес немалый вклад в обеспечение горожан чистой питьевой водой и изоляцию
11
Цит. по: Гюго В. Отверженные. Часть V. Жан Вальжан / Пер. М. В. Вахтеровой // Собрание сочинений: В 6 т. М.: Правда, 1983. Т. IV. С. 279.
Туристы посещают суперсовременную канализационную систему Парижа, сооруженную по проекту Эжена Бельграна и барона Османа
Французский акушер Стефан Тарнье изобрел кювез для выхаживания недоношенных детей. Посетив в 1880 году Парижский зоопарк, Тарнье осмотрел выставку инкубаторов для экзотических птиц и понял, что тот же принцип можно применить к новорожденным. За три года его изобретение увеличило выживаемость недоношенных детей в его больнице с 35 % до 62 %14. В следующие десятилетия повышение качества ухода за новорожденными стало ключевым фактором увеличения продолжительности жизни. Сокращение показателей детской смертности избавило многие семьи от невыносимого горя потери ребенка. Зная, что у детей теперь больше шансов выжить, женщины стали меньше рожать. Отражая внимание Франции к реформам здравоохранения в ту эпоху, в 1893 году французское правительство создало ограниченную программу бесплатного медицинского обслуживания для нуждающихся, которая оказалась чрезвычайно популярной и в следующее десятилетие расширилась, во многом превзойдя ожидания ее разработчиков.
Однако экономический рост, лежавший в основе этих социальных реформ, одновременно позволял концентрировать экономическую власть. В Соединенных Штатах компания Standard Oil Джона Д. Рокфеллера сумела устранить практически всех конкурентов, скупая их предприятия или вытесняя их с рынка. К 1880 году она контролировала 90 % нефтеперерабатывающего бизнеса. Затем Рокфеллер и его соратники создали Standard Oil Trust – ряд сложных юридических структур, задачей которых было защитить деятельность компании от внешнего наблюдения. Прикрываясь этим щитом, организация использовала свою монопольную власть для повышения цен и прибылей. В попытке решить эту проблему конгресс в 1890 году принял антимонопольный Закон Шермана. Однако только в следующем десятилетии борьба с монополиями началось всерьез, отчасти благодаря работе журналистов-расследователей, таких как Ида Тарбелл, которая раскрыла внутреннюю структуру Standard Oil Company.
Но не все попытки привлечь внимание к монополиям заканчивались так, как было задумано. В конце XIX века писательница-феминистка Лиззи Мэги горячо критиковала власть «баронов-разбойников», таких как Корнелиус Вандербильт, Джон Д. Рокфеллер и Эндрю Карнеги. Чтение трудов экономиста Генри Джорджа показало Мэги, каким образом монополии могут допускать сосуществование безграничного богатства и безвылазной нищеты. Позднее она разработала настольную игру, получившую название «Игра землевладельца» и задуманную как интерактивная критика монопольной власти. Целью Мэги было показать игрокам, как захват земли обогащает владельцев недвижимости и обедняет арендаторов. Однако когда 30 лет спустя компания Parker Brother’s выпустила модифицированную версию ее игры, полностью лишенную радикального подтекста и представленную публике под названием «Монополия», победителем в ней оказывался крупнейший монополист. Мэги заплатили всего $500, при этом она не получила должного признания как автор игры и не добилась того долгосрочного эффекта с точки зрения социальной справедливости, на который рассчитывала.
Уолл-стрит была одной из самых ценных улиц на поле оригинальной игры «Монополия», изначально задуманной как радикальное предупреждение
К концу XIX века некоторые из самых быстро растущих городов мира находились в Соединенных Штатах. Одна из причин заключалась в том, что градостроители США предпочитали прямоугольную планировку улиц, в то время как многие старые европейские города
В городах с прямоугольной планировкой обычно появлялись первые в мире небоскребы. В 1890-х годах здания высотой не менее 10 этажей можно было увидеть в Чикаго, Нью-Йорке и Сент-Луисе. Строительство небоскребов стало возможным благодаря развитию двух технологий: бессемеровский процесс позволил начать массовое производство стальных балок, способных выдержать вес головокружительно высокой конструкции, а пассажирские лифты давали людям возможность подниматься на верхние этажи. Хотя технологии были доступны во всем мире, существование небоскребов зависело также от внутренних законов страны. Более строгие законы о пожарной безопасности и зонировании, существовавшие в начале ХХ века во многих европейских городах, ограничивали строительство небоскребов, в то время как города США давали застройщикам больше свободы. Эти различия и сейчас отчетливо прослеживаются в архитектурном облике городов мира.
Экономические модели и современные фабрики
На рубеже ХХ века самым влиятельным экономистом в мире был англичанин Альфред Маршалл. В 1890 году он написал учебник «Принципы экономической науки», в котором проявил свои выдающиеся математические способности (на экзаменах по математике в Кембридже он получил престижное звание «второго спорщика») и уделил много внимания экономике как средству повышения благосостояния общества. Спрос и предложение, писал Маршалл, подобны лезвиям ножниц. На графике, где на одной оси обозначена цена, а на другой – количество, линия, выражающая предложение, обычно стремится наклонно вверх, поскольку больше людей готовы предоставлять товар или услугу, когда цена на них выше. Линия, выражающая спрос, обычно идет наклонно вниз в силу уже знакомой нам концепции убывающей предельной полезности: чем больше у потребителей чего-либо, тем меньше они готовы платить за каждую дополнительную единицу. Для поставщиков цена и количество увеличиваются одновременно. Для потребителей между ценой и количеством существует отрицательная связь. В обоих случаях приходится искать компромисс: более высокие цены побуждают новых поставщиков переключиться на производство именно этого товара, отказавшись от других товаров, и в то же время более высокие цены заставляют некоторых существующих покупателей перестать потреблять этот товар и перейти на его заменители.
Там, где две линии пересекаются, находится рыночное равновесие – точка, в которой предложение соответствует спросу. Если бы Маршалл в 1900 году захотел купить бриллианты, он бы заметил, что рынок отражает готовность покупателей приобретать бриллианты, а продавцов – расставаться с ними. Равновесная цена – это цена, при которой сумма, за которую продавцы готовы продать свой товар, в точности совпадает с суммой, которую готовы выложить за него покупатели. Экономисты и раньше составляли графики спроса и предложения, но эта диаграмма вошла в историю под названием «Крест Маршалла», поскольку она отражала упомянутую модель наиболее полным и убедительным образом1.
Говоря о производителях, Маршалл различал постоянные издержки компании (к которым относятся, например, затраты на содержание принадлежащих ей земли и зданий) и переменные издержки, такие как расходы на используемые ею рабочую силу и сырье. В долгосрочной перспективе компания, неспособная покрывать поддержание и замену своих активов, вынуждена будет прекратить свою деятельность. Но в краткосрочной перспективе основное влияние на цену продукции компании оказывают ее переменные издержки. Изменение стоимости воды немедленно отразится на цене хлопковой ткани, в то время как повышение стоимости оборудования даст о себе знать лишь спустя какое-то время.
Маршалл был искусным математиком, однако популярность его учебника объяснялась в первую очередь его умением излагать свою мысль с помощью диаграмм и наглядных примеров (и с тех пор экономисты используют эти методы для обучения студентов). Сам Маршалл однажды резюмировал свою систему так: «(1) Используйте математику как сокращенный язык изложения, а не как инструмент исследования. (2) Пользуйтесь ею, пока не закончите. (3) Переведите на английский. (4) Затем проиллюстрируйте примерами из реальной жизни. (5) Выбросьте математику. (6) Если не можете добиться успеха в № 4, выбросьте № 3. Последнее я делал довольно часто». Другими словами, экономистам следует использовать математику как полезный инструмент, помогающий нагляднее представить себе мир – но не увлекаться эзотерической математикой, которая не может пролить свет на то, как работает экономика. Многим экономистам не помешает последовать совету Маршалла.