Деревенщина в Пекине 2
Шрифт:
— Молодой человек, я попал в крайне щекотливую и непростую ситуацию. Причём попал как отец, — тяжелый вздох. — Насколько мне известно, вы серьёзно повздорили с моей дочерью Ван Япин.
— Собака лает — ветер носит, — равнодушно отмахиваюсь я, демонстрируя, что не держу злости. — Думал, мы с вашей дочерью уже выяснили все недоразумения. Конечно, был один неприятный эпизод с её парнем, дошло даже до драки. Но там, уверяю, вышла совсем другая ситуация.
Ван Мин Тао чуть хмурится и вопросительно вскидывает бровь, словно пытаясь прочесть мои мысли:
— Этого я не знал. Расскажите?
—
— Я вас понял, — кивает собеседник. — Могу в таком случае полюбопытствовать, как вы в целом относитесь к Ван Япин?
— Достаточно снисходительно, — откидываюсь на спинку стула, отхлёбываю обжигающий напиток. — Знаете, это как с плохой погодой — на улице дождь, грязь, слякоть, а я в белых брюках. Да, могу их испачкать, но что поделать. Обычное явление природы, от которого никто не застрахован. Или вы опасаетесь каких-либо действий с моей стороны в её адрес?
— Вы производите впечатление весьма разумного и адекватного. Почти уверен, что ничего подобного вы себе не позволите, — Ван Мин Тао смотрит на меня испытывающе.
— Приятно слышать. Минус одна головная боль.
— К сожалению, есть ещё кое-что. И это, собственно, основная причина, по которой я хотел с вами встретиться, — лицо бизнесмена мрачнеет.
Слегка подавшись вперёд, Ван Мин Тао внимательно смотрит мне в глаза:
— Боюсь, молодой человек, вы пока слабо представляете возможности Ван Япин и её будущего супруга Хоу Гана. Особенно если речь идёт о мести тем, кто имел неосторожность перейти им дорогу. В их распоряжении имеются очень серьёзные ресурсы и связи.
— Хотите сказать, моё скромное существование не даёт им покоя? — я слегка удивляюсь, всё они не уймутся.
Собеседник медленно кивает:
— Вполне вероятно, что против вас могут попытаться сыграть по-крупному. Задействовать, так сказать, тяжёлую криминальную артиллерию.
— Кто бы мог подумать, к чему может привести получение бюджетного места в университете Цинхуа.
— Сейчас я не знаю, как буду этому препятствовать. Всё-таки открыто идти против собственной дочери я не могу, сами понимаете. Но и допустить, чтобы вы пострадали из-за её безрассудных действий, тоже не вариант. Я здесь, чтобы вас предупредить — будьте начеку, смотрите по сторонам и почаще оглядывайтесь.
Бизнесмен издаёт очередной тяжёлый вздох и, опустив глаза, устало трёт пальцами переносицу. На его лице явственно читается усталость:
— Поймите, для меня происходящее — большая личная трагедия. Мне было бы очень неприятно брать грех на душу из-за действий своего ребёнка. И я ума не приложу, как теперь донести до неё всё то, что не смог объяснить за восемнадцать лет.
— Господин Ван, я благодарен, что вы нашли в себе силы предупредить меня об опасности, — со всей искренностью отвечаю ему. — Поверьте, я это очень ценю. И чтобы вы не терзались лишними угрызениями совести, знайте: я всегда оборачиваюсь и смотрю за спину. Вы себе не представляете, насколько я аккуратен во
— Что ж, очень на это надеюсь, — лицо Ван Мин Тао слегка проясняется, он позволяет себе едва заметную улыбку.
— Скорее всего, в ту ситуацию, о которой вы говорите, мне хватит высоты лба не попасть. Но предупрежден, значит, вооружен, теперь я в неё точно не угожу, ещё раз спасибо, учту. А насчет вашей дочери… — прикидываю, стоит ли вообще что-то комментировать. — Когда молодой пацан моего плана раздаёт непрошенные советы человеку вроде вас, это всегда выглядит глупо и самоуверенно.
— Пробуйте, у меня широкие взгляды. Озвучьте свой совет.
— Это даже не совет, а так, мнение со стороны. Получается, мы с вами сидим по разные стороны баррикад в отношении одного и того же человека.
— Именно так.
— Вы у него за спиной, а я прямо перед лицом. Мы видим одну и ту же персону, но с разных ракурсов. Для вас он широкоплечий капитан вооружённых сил, а для меня — пациент военного госпиталя с опалённой бровью после пожара. Смотрим на одного — видим разное.
— И что же вы видите в моей дочери? — собеседник напряжённо хмурится.
— Есть вещи, которым нельзя научить, но ты можешь научиться им сам, — плавно подвожу к главному. — Я верю, что Ван Япин когда-нибудь пройдёт этот путь. Она очень умная и вы это знаете.
— Что правда, то правда.
— И то, что правда и добро как стратегически, так и экономически на длинную дистанцию более выгодный путь к самопрокачке, она наверняка поймет. Просто, может быть, не сразу, не здесь, не сейчас. Наберитесь терпения, родительской любви, объяснять ей ничего не надо. Жизнь сама обязательно всё объяснит. Рано или поздно ваша дочь придёт к нужным выводам самостоятельно, — поворачиваюсь к панорамному окну и перевожу взгляд на городской пейзаж.
— Мне бы вашу кристальную убеждённость в торжестве добра и справедливости, — Ван Мин Тао качает головой. — Боюсь, годы и горький опыт успели напрочь выбить из меня все радужные иллюзии на сей счёт.
— Зря сомневаетесь, — бодро возражаю, поворачиваясь к собеседнику. — Есть мнение, что женщины делятся на два типажа. Первые способны любить сами, всем сердцем, а вторые — наоборот: на это не способны, зато они виртуозно позволяют любить себя и упиваются своей властью над мужчинами.
Ван Мин Тао поглаживает подбородок, его брови ползут вверх. Похоже, он наконец начинает догадываться, к какой категории принадлежит его дочь.
— Как только в жизни Ван Япин появится настоящая, искренняя любовь и она перейдёт на новый уровень эмоционального развития, в её голове очень быстро произойдёт переоценка своих действий и ценностей.
— Боюсь, в нашем циничном мире с истинной, бескорыстной любовью как-то негусто. Не чета временам моей бурной молодости, — бизнесмен театрально разводит руками.
— Есть и другой беспроигрышный вариант. Всё изменится, когда она будет готовиться стать матерью, пусть даже не от любимого человека. Материнство кого хочешь отрезвит и перевоспитает. Ваша дочь увидит мир совершенно под другим углом и испытает то, что, возможно, никогда не испытывала. Верьте в лучшее, всё равно других вариантов нет. Ну и я сейчас просто уверен в своей правоте.