Деревня на перепутье
Шрифт:
— Истинное везение, сударь. Могли ведь все изжариться, — утешал Робинзон.
Приковылял Винце Страздас. В последнее время он переселился спать в колхозную конюшню, где была его мастерская. Винце свыкся с мыслью, что лачуга Гайгаласов скоро достанется ему, и теперь искренне жалел о прогоревшей сделке.
— Не надо было мне на конюшню уходить, — уныло сказал он.
— Да, расстегнулся бы и потушил, — расхохотался Истребок.
— Винце-то ночью не курит, — многозначительно заметил Шилейка и зевнул.
Истребок смущенно дернул плечом. Он
Подошел Лапинас. Из деревни он прибежал последним, тушить было уже нечего, но все ж вылил на головешки ведра два воды. Выражение его лица было похоронное.
— Нет пожара без искры, нет, — охал он, щупая левый ус, опаленный из-за большого усердия. — Огонь огнем остается… От папироски или там спички. Неосторожность… Да что тут поделаешь? Хорошо еще, что сам себя не пожег да и скотина цела осталась.
— Куры сгорели, — откликнулся кто-то из толпы.
— Куры! — Лапинас презрительно сплюнул. — Коли Гайгалене не возгордится, придет, дам яиц; высидит не каких-нибудь там заморышей, а настоящих леггорнов. Не про кур думать надо, про людей. Куда Гайгаласам деваться?
— На торфяник! — оскалился Шилейка. — Давно туда собирались.
Кто-то прыснул было, но прислушался к неодобрительной тишине и тут же притих.
— Не волнуйся, Шилейка, — отозвался Арвидас, незаметно появившийся у пожарища. — Колхоз позаботится о том, чтоб Гайгаласам не довелось ходить погорельцами.
— Известное дело…
— А как же…
— Надо же человеку помочь, — раздалось несколько голосов, но, не найдя поддержки, умолкли. Лепгиряйские мужики молча переглядывались. Лапинас долго и старательно чистил трубку прутиком, привязанным к кисету.
— Не плохо, брат, — первым откликнулся Помидор. — Коли живешь в такой развалюхе, какая у Гайгаласа была, стоит попросить Истребка, чтоб поспал с сигаретой на соломе…
— Во-во, кто виноват, а кому платить из своего кармана.
— Стыдитесь, люди! — Лапинас наконец вычистил трубку. Отсветы потухающего пожара озарили его возмущенное лицо и нервно подрагивающие метелки усов. — Никто не знает своего дня, часа, минуты. Господь бог не сегодня, так завтра призовет. Не ройте яму ближнему, ох не ройте, а то сами попадете. Вот Гайгалас. Стращал других красным петухом, а петушок-то самого склевал…
Мартинас стоял в отдалении, не вмешиваясь в разговор. Все, что происходило вокруг, казалось ему кошмаром. Изредка рушились перегоревшие бревна, рой искр взмывал в черную пропасть неба; оживший огонь ярче освещал кучку людей, вырывая из тьмы полосатый ствол березы, груду камней и часть изгороди, за которой сидел Гайгалас. Но вот он встал, встряхнулся, как лошадь, вышедшая из воды, и направился к пожарищу.
Все замолчали.
— Греетесь, гадюки, а? — спросил он прерывисто. — Любо поглядеть, как соседская изба горит? Чего молчите? Лапинас, ужак, скажешь, тебе не весело?
Лапинас заворчал, схватился за свою трубку, как тонущий за соломинку.
— Дай закурить, Клямас, — попросил
Гайгалас размахнулся и со всего маху залепил брату пощечину.
— Знаю, что кончил, гад…
Истребок упал.
— Опомнись, Гайгалас! — закричал Арвидас.
— Вот именно, — ожил Лапинас. — Чего драться-то? Случилось такое. С каждым может случиться. Неужто он нарочно…
— Молчи, Лапинас! Кому говорить, а тебе молчать! — донесся вопль от колодца.
Все ошалело обернулись: подбежал Мартинас.
— Прочь отсюда, старик! Домой, свинья! Сгинь с глаз долой, пакостник! — выкрикивал Мартинас, размахивая кулаками. Измазанное в саже лицо его было искажено бешенством.
— Что я тебе дурного, Мартинас, что?.. — попятился Лапинас.
— Руки погреть пришел! Чтоб духу твоего тут!..
— Мартинас… Что с тобой? — Арвидас схватил его за шиворот и повернул лицом к себе.
Мартинас обвел невидящим взглядом Толейкиса, удивленных людей и вдруг опомнился. Стиснутые кулаки повисли, плечи опустились. Он стоял перед мужиками пристыженный, измочаленный приступом гнева и мелко трясся, как зверек, попавший в капкан.
— Чего без беса бесишься, чтоб тебя туда? — подивился Григас.
Мартинас пожал плечами и отвернулся, встретив испытующий взгляд Арвидаса.
— Пошли, брат, домой, пока по зубам не схлопотали.
— Во-во, — Шилейка заржал и направился к деревне. Вслед за ним двинулись остальные лепгиряйцы.
Впереди всех зло пыхтела трубка Лапинаса.
— Что думаешь делать, Гайгалас? — спросил Григас.
Гайгалас покосился на пожарище, потом на жену, которая, уже успокоившись, сидела на опрокинутом ведре посреди двора, и ничего не ответил.
— Скотину можешь поставить ко мне, — сказал Арвидас. — Кляме, пригони грузовик. Свиней погрузим. Поможешь, Винце?
— Помощников-то хватит, сударь, — ответил за хромого Робинзон.
Истребок, плюясь кровью, исчез в темноте.
— Я бы тебя взял, Клямас, но с сестрой не столкуешься, — виновато сказал Робинзон.
— У меня больше места, — предложил Мартинас. — Потом, раз уж к нам скотину перевозим, будет удобнее.
— Вот видишь, Клямас, и крыша у тебя есть, пока на свой торфяник не уедешь, — обрадовался Арвидас. — А об остальном колхоз позаботится. Подай заявление, напиши, сколько чего погорело, что первым делом нужно. Постараемся. Не унывай, дружище, человек человека в беде не оставит, времена не те.
Гайгалас хотел что-то сказать, но только тряхнул головой и отвернулся.
— Лапинас леггорнов предложил, чтоб его туда! — Григас от души рассмеялся. — Душу раскрыл, а задница видна.
— Обойдемся без Лапинаса. — Арвидас сжал плечо Гайгаласа. — Ну как, Клямас, принимаешь нашу протянутую руку? Поехали к нам?
Гайгалене всхлипнула и бросилась мужу на грудь.
— Помогут… подсобят, Клямутис… Люди! Господи, люди!..
Рука Гайгаласа поднялась и нерешительно, будто стесняясь или колеблясь, обняла жену. Плечи его вздрагивали.