Детектив США. Выпуск 9
Шрифт:
9
Ручная олениха с кожаным собачьим ошейником прогулочным шагом пересекала передо мной дорогу. Я похлопал ее по ворсистой шее и вошел в телефонную контору. Девчушка в брюках сидела за столиком и возилась с книгами. Она сообщила мне тариф связи с Беверли-Хиллз и дала мелочь для телефона-автомата. Будка находилась на улице, она прислонялась к фасаду избушки.
— Надеюсь, вам здесь понравится, — сказала девчушка. — Здесь очень тихо, очень спокойно.
Я закрылся в будке. За девяносто центов можно было разговаривать с Дереком Кингсли пять минут.
— Нашли что-нибудь? — судя по голосу, опять звучавшему энергично и самоуверенно, он уже принял не меньше трех бокалов виски с содовой.
— Даже слишком много, — сказал я. — И совсем не то, что нам нужно. Вы один?
— Какая вам разница?
— Для меня — никакой. Но я знаю, о чем буду говорить. А вы не знаете.
— Хорошо, выкладывайте, что бы там ни было, — сказал он.
— У меня был долгий разговор с Билли Чессом. Ему там одиноко. Жена ушла от него месяц тому назад. Они поцапались, он уехал и напился, а когда вернулся домой, ее уже не было. Она оставила записку в том смысле, что ей лучше умереть, чем жить с ним дальше.
— По-моему, Билл слишком много пьет, — произнес голос Кингсли очень издалека.
— Когда он вернулся, обеих женщин уже не было. Он понятия не имеет, куда уехала миссис Кингсли. Лейвери был там в мае, но больше не появлялся. Это же признает и сам Лейвери. Конечно, он мог опять появиться в то самое время, когда Билл уехал, чтобы напиться, но это выглядит маловероятно, и им пришлось бы уезжать в двух машинах. Поначалу я подумывал, что миссис К. и Мьюриэл Чесс могли уехать вместе, но оказалось, что у Мьюриэл есть своя машина. Эта версия и так немногого стоила, но дальнейшие события и вовсе ее опрокинули: Мьюриэл Чесс вообще никуда не уезжала. Она нырнула в ваше частное озеро и вынырнула только сегодня. Я присутствовал при этом.
— Господи Боже мой! — ужаснулся Кингсли. — Вы хотите сказать, что она утопилась?
— Это возможно. Записка, которую она оставила, вполне могла быть предсмертной запиской. Ее можно прочесть и так, и эдак. Тело застряло под старым затонувшим причалом, вы знаете — под пирсом. Именно Билл заметил выглянувшую из-под досок руку, когда мы, любуясь сверху на воду, стояли на пирсе, и вытащил труп. Его арестовали. Бедняга совсем ошалел.
— Господи Боже мой! — повторил Кингсли. — Еще бы. И как вы думаете, это похоже на то, что он… — Тут Кингсли умолк, потому что телефонистка на линии вмешалась и потребовала еще сорок пять центов. Я опустил две монеты по двадцать пять, и нас опять соединили.
— Похоже на что?
Внезапно очень ясный голос Кингсли сказал:
— … что он убил ее?
— И даже очень. Джиму Пэттону, тамошнему констеблю, не нравится, что записка не датирована. Оказывается, Мьюриэл уже уходила от него однажды из-за какой-то женщины. Похоже, Пэттон подозревает, что Билл мог сохранить старую записку. Во всяком случае, они увезли Билла вниз, в Сан-Бернардино, для допроса. Туда же доставили тело для судебно-медицинской экспертизы.
— А что думаете об этом вы? — медленно спросил он.
— Ну, Билл ведь сам обнаружил тело. Он не обязан был приводить меня на этот пирс, и она
В подобной ситуации люди, которые их пишут, склонны спешить и мало заботятся о датах.
— Наверное, тело здорово разложилось. Что они могут теперь обнаружить?
— Я не знаю, каким оборудованием они там располагают. Полагаю, они могут выяснить, умерла ли она от утопления. И есть ли какие-нибудь следы насилия, не ликвидированные воздействием воды и разложения. Они могут сказать, не была ли она предварительно застрелена или заколота. Если подъязычная кость в глотке сломана, они могут предположить, что ее задушили. В этом деле для нас самое главное то, что мне придется сказать, зачем я туда приезжал. Мне придется свидетельствовать при дознании.
— Это плохо, — прорычал Кингсли. — Очень плохо. Что вы собираетесь делать сейчас?
— По дороге домой загляну в «Прескотт-отель» и попытаюсь что-нибудь там выяснить. Ваша жена была дружна с Мьюриэл Чесс?
— Кажется, да. Кристэл довольно легко сходится с людьми, за исключением определенных периодов. Я практически не знал Мьюриэл Чесс.
— А такое имя: Милдред Хэвиленд — вам знакомо?
— Как, как?
Я повторил.
— Нет, — сказал он. — По какой причине я должен его знать?
— На каждый мой вопрос вы тут же отвечаете мне вопросом, — сказал я. — Нет, нет у вас причины знать Милдред Хэвиленд. Особенно, если вы практически не знали Мьюриэл Чесс. Я вам позвоню завтра утром.
— Да-да, пожалуйста, — сказал он и, поколебавшись, добавил, — очень сожалею, что из-за меня вы влипли в эту историю, — потом поколебался еще, сказал «Спокойной ночи» и положил трубку.
Тут же раздался еще один звонок, и телефонистка на линии грубым голосом заявила мне, что я опустил пять центов лишних. Я сказал ей, что я бы мог сунуть в это отверстие еще кое-что. Ей это не понравилось.
Я вышел из будки и вздохнул полной грудью. Ручная олениха с кожаным ошейником загородила проход в изгороди в конце дорожки. Я попытался сдвинуть ее с дороги, но она уперлась в меня боком и не двигалась с места. Тогда я перешагнул через изгородь, вернулся к «крайслеру» и опять поехал в Пума-Пойнт.
В штаб-квартире Пэттона горела лампочка под потолком, но хибарка была пуста, и его табличка «Вернусь через двадцать минут» по-прежнему виднелась сквозь дверное стекло. Я прошелся к лодочному причалу и дальше, к обезлюдевшему купальному пляжу. Несколько тарахтелок и быстроходных катеров все еще валяли дурака на шелковистой воде. На том берегу озера в игрушечных домиках, рассеянных по миниатюрным склонам, начали загораться крошечные желтые огоньки. Над самым хребтом на северо-востоке пылала одинокая яркая звезда. На верхушке стофутовой сосны сидела малиновка, дожидаясь темноты, чтобы спеть свое пожелание доброй ночи. Вскоре, решив, что уже достаточно стемнело, она исполнила свою песенку и растворилась в невидимых глубинах неба.