Дети вечного марта. Книга 2

Огнева Вера Евгеньевна

— Обложили они меня, — пожаловался в кулак. — И вроде ладно говорят, все к моей пользе складывают, а только пользы мне той не надо.

— Мы как вчера вернулись, — решился вдруг старшина, — меня князь пытать начал, куда ездили, да о чем толковали. Я ему доложил, дескать, все как всегда. А утром…

— Стой, молчи. Сам разберусь!

— Твоих-то, говорят, тотошней ночью в телеги покидали, да вывезли на перекресток за лесом. Дальше чтобы сами…

— А тебя сегодня князь гонит, проверить, убрались они восвояси, или так и колесят по его земле?

Не дожидаясь

ответа, Санька, оперся на плечо Горюты, поднялся, еще прихлопнул, давая понять, что зла не держит, и решительно зашагал в сторону княжеских хором. Из хаоса хозяйственных построек вырастали, витые столбики, ровно выструганные, покрытые веселым желтым лаком ступени, застеленного грубым шарганским ковром, крыльца. Выше — резные наличники и пестрые стекла оконных витражей, еще выше — кровля, из-за которой высовывается верхушка донжона. А над всем — бездонное, голубое небо. Только смотреть в него не хочется. Ничего вообще видеть не хочется. И слышать. И даже — дышать.

В углу на крыльце валялась железная курочка с одной ножкой. Вторую, должно быть, отломили ребятишки.

Эрика заступила ему дорогу, когда до княжеского кабинета осталось всего-ничего. Слишком нарядное для утреннего времени платье сидело на ней косо. И все лицо в слезах.

Опять, — обречено подумал кот.

— Ты к дяде?

— Да.

— Подожди…

— Эрика… я ничего не могу тебе дать, — сказал, как ухнул в ледяную воду. — Прости.

— Подожди!

— Нет! — Саня отодвинул девушку с дороги и пошел дальше.

Пелинор сидел за столом, разбирая бумаги. Кучкой лежали свитки, отдельно, стопой — толстые пергаментные листы. На непрошеное вторжение он свирепо вскинулся:

— Зачем пришел?

— Пошли в донжон.

— Недосуг мне.

— Тогда я сам.

— Там охрана…

— Поберег бы людей, княже.

— Ты как со мной разговариваешь? — пошел на обострение хозяин границы.

— Как ближайший помощник, которого ты князь, за дурака держишь.

— Подумал, прежде чем сказать?

— Нет.

— Для твоей же пользы стараюсь. Тебя оберечь. Ты — парень добрый, с государственными делами незнакомый. Не все, что во благо, с первого взгляда по душе придется. Так что, остынь, разберись сначала. А в донжон мы всегда успеем.

— Ты мне только что предлагал, на утреннюю голову решение принимать. Самое время. Но пока я твою яму своими глазами не увижу, ничего тебе не отвечу.

— Сдалась она тебе! Ну что же, пошли, раз приспичило. Только там, сразу предупреждаю, ничего интересного. Яма и яма. А что бывает я в нее и сажаю кого-нибудь, так то — скорбная необходимость. Порядок требует. Ответь: преступника, зверя в человеческой шкуре, да просто зверя, который ни страха, ни совести не понимает, куда девать? Тот-то и оно. Пойдем.

Пока шли, Саня взмок. Точно знал, что друзья уехали, пусть не своей волей, но живыми и здоровыми, а нет-нет, ворохалась дурная паника: что если и их…

Пелинор топал впереди, походя отдавая приказания встречным. По всему выходило, что он за собой вины не чуял. Саня задавил дурной, верещащий внутри голосок, и ступил за князем

в полумрак донжона.

— Смотри, — бросил князь, отворачиваясь.

Стены тонули в тени. Сверху проистекал ленивый серый свет, обволакивающий предметы мутной слизистой тенью. Колодец, окруженный каменным парапетом, находился в самом центре. Саня шагнул. Как ни странно, света хватило, чтобы рассмотреть дно ямы — черную, утоптанную, изрытую кое-где когтями землю, две решетки, напротив друг друга, тросы подъемного механизма. Из ямы несло смрадом и смертью.

Можно было идти, жить дальше и даже радоваться. Разве вот: за одну из решеток зацепилась яркая тряпка — шапочка безумного ребенка, который отдал Сане свою игрушку.

Люди сходились на пятачок у крыльца. Стояли молча, разделившись на две половины. По живому коридору кот вел в поводу оседланного коня. Небо затянуло тонкой ребристой пеленой. Поднялся ветер, срывая с деревьев редкие листья. Князь стоял на крыльце.

Саня остановился, снизу глядя на Пелинора. Бурое от прилившей крови лицо князя дрожало. Но кот не торопился прыгать в седло и удирать от сиятельного гнева.

— Стража! — рявкнул Пелинор.

Несколько воинов встали по сторонам лестницы. Саня не двинулся с места. Пустит на него князь своих людей или нет, его как будто не волновало. Он смотрел в лицо недавнего друга.

— Хочешь меня остановить?

— Глупец! Ты не даешь себе труда подумать, куда тебя заведет дурная голова. Ты не найдешь Эда. Ты их не найдешь! Они ушли за границу моих земель.

— Посмотрим.

— Последний раз тебе предлагаю: оставайся.

— Нет.

— Тогда…

Толпа заволновалась. Саня обернулся. К нему шел Горюта. Поравнялся, поставил под ноги коня торока.

— Не откажи, господин кот, прими от меня в дорогу.

Теперь они стояли плечом к плечу. К ним примкнул Клим и еще кто-то. В затылок дышали.

— Тогда иди, — выдавил князь. Могучие плечи обмякли. Саня кинул ногу в седло, Горюта подставил руки под колено.

Верхом кот оказался с медведем глаза в глаза. Ожидал злости, черного гнева, ненависти, а увидел досаду. И рад бы князь остановить неразумного котейку, да вот не получается. Пока…

— Медведей против меня не посылай, — тихо сказал Саня, упреждая. — Пожалей родаков.

— Думаешь, осилить? — вскинулся Пелинор.

— И не думаю даже. Прощай, господин хранитель Границы. Не держи на меня зла.

— И ты…

— Людей, прошу, не трогай.

— Не трону.

Ворота растворились, невысокий крепкий конек пошел с места в хорошую рысь. Копыта простучали прощальную дробь по бревнам моста.

И вдруг встретило солнце. Пока переглядывались да переругивались с Пелинором, облачную пелену разметало прорехами, в одну из которых упали лучи. Саня не подгонял коня, тот сам перешел в галоп, будто не чая быстрее оставить крепость, пряничные хоромы, Границу, князя, княгиню, сопливую медвежущку, верных Пелиноровых воинов и того же Горюту, который, зная про яму, против воли господина пошел.