Дети войны

Медведникова Влада

Но мне нельзя возвращаться, я должна плыть.

— Почему нас не предупредили? — Я едва слышала свой голос, он снова стал слабым, потерялся среди отголосков шторма. — Почему пророки не сказали, что будет буря? Мы могли бы подготовиться…

— С пророками всегда так! — Кори отмахнулся — жест то ли злой, то ли отчаянный. — Я ходил к ним недавно, хотел потренироваться, чтобы проще нам было встретиться, а они мне показали такой сон…

Казалось, он говорил о чем-то забавном, но я чувствовала — это не так. Он видел что-то страшное, страшнее бури. Я хотела спросить, но Кори

мотнул головой, — рыжие волосы плеснулись над самым огнем свечей, — и сказал:

— Но они видели, что корабль доплывет.

Мы доплывем. Я закрыла глаза. Тепло благодарности растекалось от сердца, заполняя тело и сон, смывая следы страха. В нас верят, мы доплывем.

— На тайном этаже все поют сейчас, — говорил Кори, — новую песню, чтобы у вас было больше света, больше сил. Песня расстояния — она может преодолеть море, я тоже пою ее.

Я слушала его голос, и мне казалось — в нем отголоски напевов, кружащих на запретном этаже. Кори говорил, его рассказ взлетал и падал, обрывался внезапно, сворачивал в бездонную черноту — как в том сне, что приснился мне на берегу реки. Даже слова были почти те же.

— Магия не для меня, — говорил Кори. — Она меня не любит, я не знаю вообще зачем я там, наверху.

Я встрепенулась, сон снова стал ясным. Я видела Кори, отблески огня и отчаяние в его взгляде, видела Коула, державшего нас за руки. Чувствовала, как воздух раскаляется от чувств, смешанных сейчас воедино.

Словно никто не разделял нас, словно мы так и остались одной командой.

Может быть, во сне — так и есть.

— Как ты можешь говорить такое? — Я повернулась к Кори, поймала его ладонь. — Ты не просто маг, ты поешь! Поешь, чтобы у нас было больше света! Не говори, что магия не для тебя!

— Я не буду так говорить, — сказал Кори, — когда ты перестанешь говорить, что не способна к магии.

Его слова наяву прозвучали бы странно, — но здесь, во сне, мы все трое вместе. Мы связаны, пронизаны одной силой, и если я не верю, что эта сила послушна мне, то и Кори не верит.

Это было так просто, так понятно, что ответ пришел сам собой.

— Хорошо, — сказала я. — Обещаю.

Когда я проснулась, вокруг была ночь. Непроглядная, черная, не различить ничего. Мельтиар обнимал меня, я чувствовала жар его крови, слышала дыхание. Мир качался, чуть приметно, — но это не пугало. Словно мы и впрямь летим и нас несет ветер, а не волны.

Пальцы Мельтиара скользнули по моим волосам, по щеке, остановились на губах.

— Получилось? — спросил он.

Я кивнула, и сразу, — чтобы не забыть и не передумать, — сказала:

— Я готова учиться магии.

Мельтиар засмеялся, прижал меня к себе.

— Я так рад, — сказал он, и его радость, бескрайня и темная, заслонила мир, не дала мне ответить.

31

Мне не хватает флейты.

Ладони помнят ее тело — холодное, безмолвное вначале, но наполняющееся жизнью с каждым звуком. Я помню, как дыхание согревает ее изнутри, оживляет. Помню, как она становится частью меня, и клапаны скользят под пальцами, послушные мелодии,

послушные мне, — песня вырывается на волю, кричит и стонет голосом темноты. Голосом моего сердца.

Мне так нужна флейта сейчас.

Я смеюсь своим мыслям.

Мы, словно герои сказаний, плывем на поиски золотой флейты, существующей, быть может, лишь в пророчествах и легендах, — а я тоскую по флейте, провозгласившей начало войны и сгинувшей в битве за Атанг. Это нереально и глупо, — я не могу сдержать смех.

Море думает, что я смеюсь над ним.

Я стою, держась за поручень, смотрю на бездну, несущую нас. Она так устала за минувшую ночь, что не может быть грозной. Волны бегут вслед за кораблем, но не пенятся, море сейчас синее — глубокий, красивый цвет, ни следа вчерашней ярости. Небо безоблачно, просьба о перемирии слышится мне в соленом ветре.

Мне нужна флейта, чтобы спеть о триумфе.

Как вы, все хорошо? Это Кори, его мысль врывается в мою душу как взрыв: ослепительно-белая сердцевина смысла, пламенный ореол слов и искры, отголоски чувств — насколько хватает глаз. Я слышу тревогу, острую как боль, и повторяю то, что сказал вчера Бете:

«Все в порядке. Буря утихла. Я хочу, чтобы он увидел море, утомленное и спокойное, и знаю — он видит. Я хотел поблагодарить тебя».

«За что?» — спрашивает Кори, и, забывшись, я говорю вслух:

— За то, что убедил Бету учиться.

Но Кори слышит меня — и на миг чертоги тайны кажутся мне реальнее океана. Я вижу темные скалы, вдыхаю воздух, пропитанный магией, я почти там. Хочу спросить о своих старших звездах, и о своих предвестниках, оставшихся на твердой земле, и обо всем, что происходит в нашем мире. Но говорю только:

«Как вы?»

Мы поем для вас, отвечает Кори, и я слышу эту песню. Она незнакома мне, но звучит в движении крови, в сияющем свете, текущем к моим звездам. Она повсюду: в воздухе, дыхании и мыслях. Я закрываю глаза, чувства переполняют сердце.

Но мне не выразить их, флейты нет со мной, и я молчу.

Мы поем для вас.

Эхо этих слов не стихает, будит воспоминания, чертоги тайны обступают меня. Я иду по палубе, привычно нахожу ускользающую опору; я вдыхаю ветер, чистый и горький. Смотрю вперед — но вглядываюсь в прошлое.

У правого борта, на своем посту, стоит Киэнар. Он вскидывает руку в приветствии, ловит мой взгляд. Кажется спокойным сейчас — ни одного лишнего жеста, и крылья прижаты к спине, почти неразличимы, — но я знаю, он ждет моих слов.

Я не хочу говорить с ним, мне достаточно того, что море и небо доказали — я был прав. Я лишь киваю, прохожу мимо.

Мысли кружат среди воспоминаний, в чертогах тайны.

Мы поем для вас.

Не только сейчас — всегда. Я помню текучие, глубокие звуки — бесплотные голоса звезд. Они пели, когда я поднимался к ним.

Песни — высшая магия. Разящие, как темнота, сияющие светом источника, длящиеся, текущие — воплощение жизни, ее сила. Мне хотелось петь вместе с ними и петь одному, хотелось зачерпнуть звук ладонями, пить его как воду. Но меня не учили петь, я родился для другой судьбы.