Детские странствия
Шрифт:
– Ну, хлебайте, паршивцы!
– командует Кулик. Каша оказывается до того жидкой, что, черпнув ложкой, можно пересчитать все плавающие в ложке крупинки. Но мы едим ее и похваливаем:
– Ох, и вкусна же! Только бы еще хлеба немного…
Кулик хмурится:
– Хлеб надо дома брать.
– А мы, дядя Кулик, не знали, что заночуем, потому и не запаслись.
Сердито сопя и что-то ворча себе под нос, старик уходит и, вернувшись, бросает на стол краюху ржаного хлеба.
Вместе с жиденькой кашей она быстро исчезает в наших желудках, и нам кажется,
Убрав со стола вылизанный таз, Кулик командует:
– А ну, паршивцы, живо уроки готовить!
Мы берем свои буквари, снова усаживаемся за стол и при тусклом свете висящей под потолком лампы начинаем читать - кто про себя, кто вслух. Кулик ходит вокруг стола с большой лучиной в руке, и время от времени раздается щелк лучины, опускающейся на голову нарушителя порядка. Нарушитель вскрикивает от боли, а Кулик спокойно говорит:
– Не шали, когда уроки готовишь.
Но вот кто-то кого-то толкнул или щипнул, началась общая возня, лавка опрокидывается, все валятся на пол, и Кулик начинает бить лучиной кого и куда попало. И кончается это тем, что он командует:
– Шабаш! Керосин дорогой, попусту тратить его на паршивцев не стану.
Потом он приносит большую охапку соломы, бросает ее в угол и ждет, пока мы уложим книги в головы под солому и сами уляжемся, покрывшись своей верхней одеждой.
– Смотри, чтобы мне больше не шалить, а то вожжи принесу!
– грозит он, уходя от нас и унося с собой лампу.
Спать еще не хочется. Самое время теперь, в темноте, поговорить о последних деревенских происшествиях: у кого в деревне медведь корову задрал, у кого ночью волки под окном собаку загрызли, у кого черт в бане вздумал шутить и стал кидать в баб раскаленные камни из печи, у кого черт ночью насел на отца и так его придушил, что отец и крикнуть не мог, только стонал да плакал, у кого леший придавил отца деревом в лесу.
Разговорами о чертях и леших мы нагоняли на себя страх, и ребята, лежавшие с края, перекатывались через своих соседей, стараясь втиснуться между теми, кто лежал в середине. Тогда для бодрости кто-нибудь начинал рассуждать о том, как богато живут люди в других местах.
Все были уверены, что лучше всего живут люди на краю земли: потому японцы и грозят нам войной, что хотят согнать нас с края земли.
– А что, ребята, думаете, сгонят?
– спрашивал кто-нибудь.
– Ну да, как раз сгонят!
– возмущались в ответ.
– Наши-то против японцев куда сильнее.
– А японцев-то знаешь как много - тьма-тьмущая!
– А наших мало, что ли? Видал, с одной нашей волости сколько забрили в солдаты? А со всех-то волостей сколько тысяч соберется!
ПОДАРКИ
За несколько дней до рождественских каникул разнеслась весть, что на праздниках в училище будет устроена елка. Я не понимал, что такое «устроить елку». Елка растет
– На елке будут свечки, игрушки, подарки, - объяснял сын учителя Колька.
Это у многих вызывало любопытство. Конечно, больше всего нас интересовали подарки.
В назначенный вечер, когда мы явились в училище на елку, во дворе толпилось много взрослых парней, мужиков и баб. Они тоже хотели посмотреть на елку с подарками, но их не пускали в училище.
Посреди нашего класса стояла елка, сверкающая огнями и какими-то невиданными украшениями, а на скамейках и стульях вдоль стены сидели урядник, старшина, писарь и их разодетые жены.
– Проходите, дети, и вставайте в ряд, - сказал учитель.
Он построил нас и велел нам петь «Ах вы, сени, мои сени». Потом нас поставили вокруг елки.
Мы должны были ходить по кругу и петь эту же песню. Пели мы плохо. До пения ли было, когда все ждали подарков и поглядывали в открытую дверь соседней комнаты, где стоял стол, на котором было полно орехов, пряников и конфет!
Все время слышно было, как за стеной шумели мужики и бабы, требуя, чтобы их пустили поглядеть на елку. И вдруг они толпой ввалились в класс.
Учитель стал выдворять их вон, на помощь ему кинулись урядник, старшина, писарь, и тут кто-то крикнул:
– А ну, ребята, навались!
Толпа кинулась к елке, сдавила нас, и все смешалось.
Я услышал чей-то крик:
– Хватай, ребята, что попало!
Падая вместе с елкой, я успел схватить с нее большую конфету в твердой золотой обертке.
Когда порядок был восстановлен, учитель велел нам идти домой.
– Подарков не будет, все растащили, - сказал он.
Я не очень был огорчен этим, так как у меня за пазухой лежала большая красивая конфета. Придя домой, я похвастался своей добычей.
Все - отец, мать, братья и сестры - долго рассматривали конфету, любовались оберткой, говорили, что конфета, должно быть, очень дорогая. Наконец я развернул ее, и - о ужас!
– обертка оказалась пустой.
– Вот так подарочек с елки!
– смеялся отец.
Вскоре я принес из училища другой подарок-первые в моей жизни валенки.
Это был подарок попечителя училища купца Плешкова, который имел обычай каждый год кого-нибудь из бедных учеников одаривать отрезом коленкора на пальто или сарпинки на рубаху, кожей на сапоги, валенками, шапкой или рукавицами.
Немного в училище было счастливцев, удостоившихся попечительского подарка. Я заслужил его своей памятью.
В школе нам выдали книжки с картинками. В некоторых из них были стихи. Стихи мне полюбились, и я их легко запоминал. Однажды учитель задал нам выучить на память «Дедушку Якова», и на другой день в классе только я один смог прочесть это стихотворение наизусть. Учитель похвалил меня и сказал:
– При такой памяти ты можешь выучить и «Генерала Топтыгина».
«Топтыгин» мне очень понравился. Я быстро выучил его и стал читать наизусть и в школе, и дома, и у соседей. И мужики и бабы, заходя к нам в избу, просили меня: