Детские странствия
Шрифт:
– Как это можно - не пьется! Покорно прошу!
– И отец с матерью опять отвешивают низкие поклоны, пока Алеша, благословясь, не возьмется за стакан.
Его примеру следуют все и на этот раз уже пьют до дна, а потом громко крякают.
Выпив, принимаются за рыбник. Рыбников много; начинают с трескового. Водка подается перед каждым рыбником, и церемоний при этом бывает все меньше и меньше. После второго стакана Алеша Бабкин запевает:
Как
Да объявил француз войну…
Все подхватывают песню. Поют разноголосо, стараясь перекричать друг друга, пока кто-нибудь не закашляется. Когда песня затихает, Алеша говорит:
– Не поется что-то…
– Песня, как колесо, требует смазки, - замечает дядя Михаила.
Старый солдат тоже любит выпить, но он ведет себя тихо, его за столом не заметно.
Отец спешит наполнить стаканы и рюмки: если гости за обедом не поют, обычай ставит это хозяевам в укор - значит, обед был плохой.
Выпив, снова все поют. Но теперь мужики поют уже одну песню - солдатскую, а бабы другую - божественную.
Алеша Бабкин, певший сначала громче всех, теперь поет тише. Чувствуя, что голос его слабеет, он старается помочь ему руками, размахивает ими все сильнее и сильнее, а потом начинает сникать, склоняет голову на стол. Вскоре он сползает со скамьи под стол и мирно укладывается там на полу.
Если Алеша Бабкин растянулся под столом, значит, праздник удался на славу, хозяева могут быть спокойны: никто их не укорит за обед.
Один рыбник съедается за другим, а я кручусь возле стола и жду, останется ли мне что-нибудь доесть. А может быть, кто-нибудь не допьет водку, оставит на донышке. И вдруг я замечаю поставленную кем-то на открытое окно почти полную рюмку. Она светится на солнце, манит меня к себе. Я выбегаю на улицу, подхожу к окну и, пользуясь тем, что отец занят гостями, хватаю рюмку и торопливо опрокидываю ее в рот. До чего же противна, горька эта нагретая на солнце водка! С трудом проглатываю ее и начинаю кашлять.
– Что, Васька, выпил?
– спрашивает подбежавший ко мне Степка.
– Полную рюмку, - невесело хвастаюсь я.
– А я две хватил, - говорит Степка и предлагает мне: - Пойдем на деревню шататься.
Степка сильно покачивается, не столько от выпитого вина, сколько от желания показать всем, что он здорово хватил. Хочется пойти с ним пошататься, как шатаются, выпив, взрослые мужики, но мне уже не до того, - мутит. Выпиваю холодной воды - легче не становится. Тогда я залезаю на чердак, ложусь там в углу и скоро засыпаю.
Просыпаюсь уже вечером. В деревне тихо - праздник кончился. Спускаюсь с чердака, захожу в избу.
– Где ты, дурачок, голодный пропадаешь весь день?
– спрашивает мать.
–
Обидно было проспать рыбники, и обида эта долго не проходила. Сколько раз потом, когда я просил кушать, мать говорила:
– Что ты, Васька, где взять - недавно праздник был.
Долго после праздника приходилось нам подтягивать животы.
Отец ходил мрачный: сначала оттого, что нечем было опохмелиться, а потом от долгов, в которые ему пришлось залезть, чтобы не ударить перед гостями лицом в грязь.
КОРЕНЬ УЧЕНЬЯ
Из ребят нашей деревни только один Федька ходил в училище. Я видел, как он дома, водя пальцем по строчкам, читал букварь и мелом, длинным, как гвоздь, писал на грифельной доске. Федька гордился своей грамотностью. Я говорил ему, что осенью тоже пойду в училище, получу букварь и доску и тоже буду грамотным.
– Черта два!
– говорил Федька.
– Таким оболтусам, как Буйдины, в жизнь не научиться читать-писать!
Мой старший брат, Терентий, два года ходил в школу и научился только расписываться и читать по складам. Не повезло в ученье и моему брату Ивану, Однажды учитель, показывая букву «г», спросил учеников, на что эта буква похожа. Ученики дружно ответили, что буква похожа на крюк, которым бабы выгребают из печки угли. Иван хорошо запомнил это. И на другой день, когда учитель спросил его, какая это буква, брат быстро ответил:
– Эго, господин учитель, буква-крюк«.
Его подняли на смех.
Иван обиделся, убежал из класса и больше не стал ходить в училище.
Пример моих братьев убеждал меня, что научиться грамоте - дело трудное.
Но ведь я задумал стать псаломщиком, чтобы можно было вволю поесть пшенной каши, - значит, надо было скорее поступать в школу.
– Может, Васенька, тебе подождать еще годок?
– говорила мать.
– Тем летом наймешься пастушком, заработаешь денег, батька купит тебе бахилы, тогда и пойдешь учиться. А то как же зимой без бахил будешь ходить?
Ждать, пока отец купит бахилы, - никогда не пойдешь учиться. И разве можно ждать, если Степка и Андрюшка уже собрались в школу? Правда, я моложе их почти на год, но они мои товарищи, а от товарищей отставать негоже.
Рано утром собрались мы втроем и зашагали по дороге в деревню Шуринга. Две с половиной версты от нас до этой волостной деревни, на дальнем краю которой стоит двухэтажный дом училища.
Входим в него, подталкивая друг друга, и попадаем в полутемную комнату с железной печкой под лестницей. В комнате полно ребят.