Девушка из цветочной лодки
Шрифт:
— Сколько кораблей у нас на двоих? — спросила я. — Сотня? Сто двадцать? Сколько сопровождающих могли послать власти? Наш несчастный генерал-губернатор покончил с собой, потому что не мог выклянчить и восемьдесят.
— У нас тут дамочка разговорилась. — бросил Тунгхой Пат резким, как жало пчелы, голосом, хотя вообще-то я поддержала его идею.
Толстяк By перебил его:
— Если она возглавит атаку, я пойду за ней, просто чтобы полюбоваться с тыла.
Ченг Ят так заскрежетал зубами, что мог бы растереть камень в пыль. Снова неправильные слова сорвались с моих губ, и теперь, увы, уже поздно вернуть их обратно. Мой муж был патриархом клана Ченг, чья родословная прослеживалась до патриота
69
Мальчик, состоящий в гомосексуальной связи со взрослым мужчиной.
От дальнейшего позора нас спас матрос, ворвавшийся в харчевню с криком:
— На нас напали! Рыбацкие лодки обстреливают нас в канале!
Столы зашатались, винные чарки полетели на пол: все в панике бросились на улицу. Только мы, две беременные, отстали, поддерживая друг друга, пока тащились с огромными животами к причалу, где едва успели протиснуться на последний свободный сампан.
На палубе нашего корабля царил настоящий хаос: буйство лебедок, канатов, поднятых парусов и, конечно же, звон оружия, которое чистили и собирали. Женщины развернули на бортах защитные укрытия. Я предложила помощь, но тут меня отдернула сильная рука.
За спиной у меня стоял красный от ярости Ченг Ят:
— Вздумала убить моего ребенка? Ну-ка на берег! Быстро!
Но я же не слабенький цветочек, почему бы мне не потрудиться вместе со всеми в такое время? Я хотела потребовать, чтобы муж убрал руки, но почувствовала что-то необычное в его взгляде, в его тоне. Что-то похожее на страх. Он беспокоился не из-за нападения — бывали атаки и похуже, и он всегда воспринимал происходящее мужественно. Это был страх за будущего ребенка. Внутри закаленного боями пирата скрывался встревоженный отец, ожидающий рождения ребенка.
Я дала понять, что не буду противиться, и отрезала:
— Иди командуй своими кораблями.
Однако возвращаться на берег было слишком поздно: руль установили, якоря подняли, паруса надулись. Я с трудом поднялась по лестнице и встала у дверей каюты, откуда открывался обзор на нашу импровизированную армаду, которая следовала из гавани мимо мыса навстречу жесткому, яростному ветру.
И навстречу шквалу пушечных выстрелов.
Густой серый пороховой дым скрывал нападавших, пока его не рассеял ветер. Судя по опознавательным знакам, это были военные корабли. В клубах дыма их не удавалось сосчитать. Противник палил совершенно бессмысленно: с учетом качки не было никакой надежды поразить цель, даже если корабли находились бы в пределах досягаемости. Пушечные ядра не долетали аж на целый ли. Либо командиры неопытны, либо…
Внезапно до меня дошло: императорский флот посылает нам сообщение, что готов впустую тратить боеприпасы.
Мы оказались в осаде.
Разведчики докладывали о военных кораблях, стоявших вдоль и поперек канала как на востоке, так и на западе, хотя никто точно не знал, сколько их. Главное, что бухта Тунгхой была надежно заперта.
Ченг Ят вернулся измученный, бледный и взмокший от пота. Голос у него охрип от криков.
— Все утки, а не лебеди, как и сказал By.
Я попросила чаю с имбирем, чтобы успокоить горло мужа, затем села
— By хочет атаковать, — наконец сказал Ченг Ят. — Одиннадцатипалый хочет, чтобы мы сидели здесь, пока флот не потеряет самообладание.
— А чего хочешь ты?
Нам принесли чай. Я наполнила чашки и бросила в них кусочки имбиря. Ченг Ят дул на кипяток несколько дольше, чем нужно, словно обдумывая мой вопрос.
— Я хочу, чтобы мы объединились, — заявил он. — Чтобы не повторилась бойня на реке Духов.
Об этом своем страхе я сама боялась сказать вслух. Но теперь, когда слова прозвучали, призрачный шепот вернулся ко мне множеством голосов женщин и мужчин, сыновей и матерей, перекрикивающих друг друга.
— Мне нехорошо. Должно быть, из-за ребенка, — пробормотала я.
Вернувшись к себе, я в поту повалилась на циновку, умоляя, чтобы беременность наконец завершилась и наступила нормальная жизнь. Хотя какая уж тут нормальная жизнь с ребенком, о котором нужно заботиться!
При мысли о плаче, кормлении, уборке и бесконечных хлопотах я не могла спать, хотя сон помог бы забыть о нынешних болях. Затем наверху снова затопали, и я поднялась, чтобы посмотреть. Чёнг Поу-чяй стоял ко мне спиной, с него ручьями лилась вода, как будто он искупался в одежде. Перед ним трое мужчин, раздетых до исподнего и со связанными за спиной руками, стояли на коленях перед Ченг Ятом.
— Это шпион. — Поу-чяй пнул самого упитанного из пленников, человека с плоским северным лицом. С того места, где я стояла, остальные скорее походили на рыбаков или крестьян, а не на моряков.
— Где ты их поймал? — спросил Ченг Ят.
— Пещера в скале за западным мысом — знаете? Прятались в лодке, думали, что замаскировались под рыбацкими шапками. Ха!
Один пленник что-то промямлил, и Ченг Ят заставил его повторить.
— Говорю же, я простой рыбак. У меня есть жена, сын. Я заплачу выкуп. — Пленник стукнул лбом о палубу. Его товарищ тоже молил о пощаде.
— Вам стоило бы просто ловить рыбу, а не помогать шпионам.
Ченг Яг отдал безмолвный приказ, и матросы потащили обоих рыбаков в рубку. Я не могла себя заставить смотреть, хотя мне показалось, что удары сабель эхом отдаются по всему кораблю.
Северянин не двигался. Его лицо оставалось безучастным, даже когда Ченг Ят пригрозил ему саблей и спросил:
— Сколько там кораблей?! — Разгневанный молчанием шпиона, капитан пнул его ногой и хрипло рявкнул: — Отвечай! Сколько?
Северянин откашлялся. Ченг Ят ударил его коленом в подбородок. Шпион сплюнул кровь под ноги своему мучителю, а затем сказал на кантонском диалекте с акцентом:
— Будьте прокляты, чертовы пиратские отбросы!
— Пригвоздите его!
Двое мужчин держали шпиона вертикально, прижав спиной к мачте, а другие связали ему руки вокруг мачты. Затем дородный матрос прибил ногу северянина к палубе. У того покраснело лицо, но он сжал челюсти, изо всех сил стараясь сохранить достоинство.
Тут Ченг Ят заметил меня.
— А ну спускайся, не то проклятие падет на моего ребенка!
Разве не проклятие — родиться у такой матери, как я? Да еще в мире, где ты всегда на грани смерти. Сплошные суеверия: не ешь это, не трогай то, не стирай, не ходи ни туда, ни сюда, никуда! Наш мир переполняли убеждения, замешанные на страхе. Никто не мог внятно объяснить, почему женщина должна провести взаперти всю беременность, кроме того, что это традиция и даже мысль о ее нарушении вызывает ужас. Позвольте мне преподать своему ребенку урок не подчиняться тирании традиции. Я забралась на палубу и заняла свое обычное место на перевернутой бочке из-под масла. Пусть бедный ребенок привыкнет к звукам и крикам, прежде чем выберется из утробы. Пусть готовится родиться пиратом.