Дикая Роза. Семь лет спустя
Шрифт:
— Будь он даже без маски — я его никогда не видела. Но, возможно, он подойдет ко мне и заговорит.
— Чудесно. А вы мне тогда подадите знак.
— А вас-то я как узнаю?
— Я буду одет испанским дворянином. Весь в сине-красном, а на шляпе большое белое перо.
— Сеньора лейтенанта, — робко вставила Паула, — можно узнать в любой одежде и маске, он такой… особенный.
— Что-о! — Фабила сделал вид, что разгневан. — Хотите сказать, что полицейского видно за версту?
— Я имела в виду не полицейского, — совершенно смутилась Паула и нырнула в машину.
— Эх-эх, Рамон Фабила, — насмешливо сказала Роза, — такой большой и такой глупый, пока! — И она показала ему кончик языка,
Рикардо нужна была в эти дни решительность, а он, напротив, чувствовал себя вялым и опустошенным. Несколько раз он порывался заговорить с Розой о своей новой работе, об отъезде в Нью-Йорк, но что-то его все время удерживало. Что именно, он и сам не мог понять.
«Ей сейчас не до меня, не до меня, накручивал себя Рикардо, — она целиком и полностью утонула в этом своем «Карнавале». Зачем я буду портить ей настроение, вот после открытия…» Думать так было даже приятно: благородный муж скрывает от жены то, что может ее огорчить. Но это была не вся правда. В глубине души ему как раз и хотелось огорчить, огорошить ее известием о своем отъезде, пусть Роза расстроится, пусть даже заплачет. И… попросит у него прощения.
Но зачем, а главное, за что ей было просить прощения? В потайном этом желании не было никакой логики: скорее это он, Рикардо, должен был покаяться перед женой. Хотя бы за грубость, резкость и пьянство. Роза-то как раз не выходила из себя, как бы внимания не обращала на его поведение, была ровна с ним и даже ласкова. Но сердце его никакой логики признавать не хотело: пусть он в чем-то и виноват, но все равно прощения должна просить она.
Между тем, не объяснившись с женой, Рикардо почему-то не мог подписать контракт с американской фирмой. Все оттягивал и оттягивал под разными предлогами, уклонялся от новых встреч с Кренкордом и сухо говорил с ним по телефону. Дэвид был сама любезность, словно не замечал его тона, но вчера прозрачно намекнул на то, что уже пора принимать решение, лимит времени исчерпан, богатые работодатели начнут искать другого сотрудника. «Вот и хорошо, — подумал тогда Рикардо, — они найдут другого, и вопрос этот отпадет сам собой», — подумал, но не произнес вслух.
В сущности, он несся в эти дни по воле волн, ничего сам не выбирая и не предпринимая. Но при этом отчетливо понимал, что решать все равно придется, и очень скоро.
Рикардо сидел в своем кабинете, уставясь в одну точку. Вошла Роза, он сделал вид, что увлечен чтением.
— Дорогой, взгляни на часы! Нам пора ехать, а ты еще не одет.
— Извини, Роза, как-то отвлекся… — Рикардо посмотрел на жену: она была великолепна в наряде, исполненном по какой-то известной картине Веласкеса. Настоящая гранд-дама, принцесса! Он хотел сказать ей об этом, но не сказал.
— Ты по-прежнему не хочешь надевать ничего маскарадного?
— Я буду просто в черном смокинге, с бархатной полумаской на глазах.
— Хорошо, пусть так. Но, пожалуйста, поторопись.
— А куда мне спешить, Роза?
— Мы должны встречать гостей «Карнавала».
— Мы? Это твой ресторан, Роза, и твои гости.
— Но… разве мы не вместе, разве это не общее наше дело?
— Боюсь, что нет.
Роза подняла руки, как бы заслоняясь от чего-то. Некоторое время постояла так, потом стерла с лица растерянность и тихо, но твердо сказала:
— Хорошо. Я еду одна. Но все-таки прошу тебя не задерживаться…
Рикардо медленно побрился, не торопясь принял душ и оделся. Ему было все равно, как пройдет этот вечер, удастся ли премьера «Карнавала», сколько соберется гостей. Он мог бы и вообще не поехать, но это было бы уж слишком демонстративно и непорядочно.
Скопление
Роза кланялась и улыбалась каждому гостю, охотно протягивала мужчинам руку для поцелуя. Рикардо она никак не выделила среди других, только шепнула, что метрдотель проведет его за столик. И хотя все так и должно было быть, Рикардо почувствовал себя обиженным.
И это чувство обиды почему-то усилилось, когда он сел за маленький столик на двоих слева от эстрады, когда все разглядел и убедился, что уже по одному своему интерьеру и оформлению этот ресторан имеет свое ярко выраженное и очень самобытное лицо: вокруг Рикардо уже сидели десятки людей в пестрых и ярких, очень разнообразных одеяниях, и то и дело до него доносились возгласы одобрения и восхищения. И это тоже раздражало его, как и второй оркестр марьячи, находящийся на эстраде и играющий, напротив, мелодию тихую и лирическую.
Легкие закуски, зеленые салаты уже стояли на столах вместе с напитками. Рикардо налил себе в рюмку из пузатого дымчатого графинчика, поднес к губам, глотнул и словно обжегся. «Боже мой, как это можно пить?» Он подозвал пробегавшего мимо официанта и спросил виски. «Извините, сеньор, — ответил тот, — но в нашем ресторане подается только текила!» Рикардо огляделся по сторонам и убедился, что знакомых ему бутылок нигде нет. Но все радостно чокались и выпивали.
Подсел знакомый архитектор с плохо приклеенными длинными усами и сразу же начал говорить комплименты ему и Розе: как все замечательно придумано, какая прекрасная атмосфера, ресторан обещает стать одним из лучших в Мехико. Рикардо наклонился к нему и спросил: «Алехандро, дорогой, а тебя как интеллектуала не смущает, что здесь подают текилу, но не дают виски, что еда здесь не европейская и даже не американская?» — «Помилуй, Рикардо, — удивился архитектор, — это-то и хорошо, просто чудесно, что хотя бы так мы приобщимся к народной жизни, станем ближе к нашим отцам и дедам. Вы с Розой просто молодцы!»
Похоже, так считали и все остальные. Во всяком случае, через час, когда большинство публики танцевало, официанты бесшумно меняли блюда, а Роза наконец-то присела напротив него, к их столику повалили знакомые и незнакомые. Восторг их был неподделен, благодарности изливались потоком. Роза выглядела счастливой, мило краснела и немного смущалась. Рикардо смотрел на нее и на этих людей, говорящих комплименты, и с печалью думал свое.
Он один, один на этом карнавале, на этом празднике жизни. Он не участник его, даже не посетитель, а случайный соглядатай… Вот он сидит рядышком со своей женой и не может даже словом с ней перемолвиться: эти, ее гости, не дадут. Роза сейчас принадлежит только им и рада тому. Если он скажет сейчас: я люблю тебя, давай уйдем отсюда, то она этого ни за что не сделает. Этот проклятый «Карнавал» уводит у него жену, а он не в силах ничего изменить…
Роза как появилась, так и исчезла, будто упорхнула. Рикардо, уже ни на что не обращая внимания, мрачно цедил текилу и не замечал ее вкуса. Вдруг что-то изменилось вокруг него, иной стала сама атмосфера зала. И дело было не в том, что затих оркестр, Рикардо поразила тишина за столиками. Все замерло в ожидании, все глаза смотрели на эстраду. И в этой тишине откуда-то сверху полились дивные звуки, постепенно прожектор высветил лестницу: по ней спускалась и пела глубоким голосом старинную народную песню без аккомпанемента Роза Гарсиа Монтеро. Его жена.