Диктиона. Пламя свободы
Шрифт:
— Как ты, когда никого не убиваешь?
— Не смейся! — разозлился Сёрмон. — Эти животные обладают магической силой. Они приносят в дом покой и уют. Тот, кто гладит их, забывает обо всех невзгодах и становится лучше. Я видел таких зверей только у знакомых… Им и в подмётки не годятся наши кошки!
— Почему ж ты себе такого не завёл?
— Они слишком нежны… Им нужен уход, который я не смогу обеспечить, понимаешь?
— Понимаю. Давай верёвку.
— Ты знаешь, как его достать?
— Конечно, — Авсур взял у него верёвку и деловито принялся обвязывать её вокруг талии Сёрмона.
— Что ты делаешь? — возмутился тот,
— Это нежное существо. Его петлей не зацепишь. Я спущу тебя вниз, а потом
— А если я сорвусь? — озабоченно пробормотал Сёрмон, запрыгивая на бортик.
— Наверно, это мне зачтётся, и я попаду в рай, — усмехнулся Авсур.
Но Сёрмон не сорвался. Уже через час он крепко спал в королевской спальне, прижимая к себе накормленного и завёрнутого в дорогое златотканое покрывало Феликса. Он напрочь забыл о полученных царапинах и прочих неприятностях. А Авсур вернулся на террасу над площадью и долго стоял, прислушиваясь и вглядываясь в темноту, но так ничего и не заметил. Однако наутро оказалось, что трупы монахов бесследно исчезли, а с ними вместе и ормийские гвардейцы, нёсшие караул.
VI
Совет собрался в небольшом зале, расположенном в глубине внутренних покоев дворца. Этот зал, сводчатый, отгороженный от других помещений арочными перекрытиями, покоящимися на толстых витых колоннах, между которыми тяжелыми складками свисали тёмные занавеси, как нельзя лучше соответствовал мрачному настроению Рахута. Тот сидел, сцепив напряжённые пальцы рук, в кресле с высокой спинкой и сурово взирал на присутствующих. Его правая рука — Джинад стоял, всем своим видом демонстрируя, что он обдумывает ситуацию и ищет наилучшее её разрешение. Бонн-Махе сидела в стороне и смотрела в одну точку. По раздувающимся ноздрям тонкого носа и побелевшим пальцам, вцепившимся в резные подлокотники, можно было понять, что она находится в состоянии весьма близком к ярости. Лишь её убежденность в том, что никогда не стоит показывать на людях свои чувства, заставляла её сдерживаться. Король Оны Юнис в синей парчовой куртке, чёрных штанах и высоких охотничьих сапогах задумчиво исследовал потолок, сидя в третьем кресле. По его надменному лицу невозможно было понять, о чём он думает. Не исключено, что его беспокоили совсем не проблемы Ормийского Бастарда. Зато Авсур, похоже, думал именно о ночном происшествии. Его глаза чуть заметно щурились, и взгляд был рассеянным, наверно, он снова и снова перебирал возможные варианты происшедшего. Однако не стоило ожидать, что он даст ценный совет, даже если и придумает что-нибудь. Рахут слишком хорошо знал о его нелояльности к членам императорской семьи. Пожалуй, так же хорошо, как был наслышан о его уме и военной выучке. И, наконец, Сёрмона вообще не интересовало ничего, кроме белого пушистого кота, которого он держал на коленях и расчесывал какой-то диковинной щёткой.
— Девять гвардейцев — это не предатель, — тихо и вместе с тем гневно произнёс Рахут. — Я не спустил бы и предателя, хоть он был нам больше не нужен. Но я считаю ненависть к предателям вполне законным чувством. Поэтому я закрыл на это глаза. Мои гвардейцы, пропавшие этой ночью — другое дело.
— Я полагаю, что этот случай нужно тщательно расследовать, — рассудительно проговорил Джинад. — Нужно найти виновных и покарать их. Примерно покарать.
— Расследование? — дрожащим от гнева голосом прошипела Бонн-Махе. — Какое может быть расследование? Эти животные посмели поднять руку на ормийцев! Ты слишком мягок, Рахут! А в таких делах нужно быть жестоким! Нужно покарать! Здесь Джинад прав! Но не искать каких-то виновных, а просто взять по десять человек местных за каждого исчезнувшего гвардейца и объявить, что если виновные явятся, то их отпустят. А потом повесить на площади всех! Слышишь, Рахут, всех! И не миндальничать с ними! Ввести войска в город и во все селения! Обложить всё население
— Это мудро, — дипломатично кивнул Джинад. — Но вы забываете, о, прекраснейшая, что у нас недостаточно сил и людей для проведения подобной политики. К тому же не стоит забывать, что беспрекословно преданных нам и проверенных людей у нас не более одной десятой, а остальные — наёмники. Контракты, заключённые с ними, точно оговаривают то, что они будут делать. И найдётся совсем немного таких, кто согласится вешать мирных жителей. У них свой кодекс чести. И многие боятся преследований за военные преступления.
— Но такие найдутся.
— Тогда остальные могут разорвать контракты, — произнёс Авсур.
— Тебя не спросили, дикарь! — зарычала она.
— Зря, — поднял голову Сёрмон. — У него большое влияние среди наёмников. И ещё кой у кого, кому такая политика явно придётся не по вкусу.
— О ком ты? — нахмурился Рахут.
Авсур раздражённо взглянул на Сёрмона и бросил:
— Закрой пасть.
Тот усмехнулся и снова занялся котом.
— Это всё имеет смысл, — кивнул Джинад. — Нам нужно учитывать, что наш успех держится на подчинении нам наёмников и на миролюбии мирных жителей. Никто не ожидал, что мы потеряем наш десант в Болотной стране.
— От них по-прежнему ничего? — спросил Рахут.
Джинад сокрушённо покачал головой, а Авсур заметил, как губы Юниса тронула едва уловимая усмешка.
— Таким образом, — продолжал Джинад. — Мы пока не можем вводить политику террора, хоть это и было бы самым лучшим решением. Конечно, нам удалось бы осуществить её здесь, в столице, но в стране много отдалённых населённых пунктов, которые мы контролировать не сможем
— Их уничтожить с воздуха! — воскликнула Бонн-Махе.
— Это вызовет сопротивление местного населения, — возразил Джинад. — Мы окажемся втянуты в утомительную партизанскую войну, вместо того, чтоб собирать армию для дальнейших завоеваний.
— Значит, ты собираешься их простить? — Бонн-Махе не смотрела на Джинада. Она поднялась и уперлась взглядом в лицо своего сына.
— Я накажу, но только виновных, — твёрдо произнёс он. — И я воспользуюсь предложенным тобой способом. Я возьму заложников и…
— Это ничего не даст, — тихо, словно про себя, проговорил Юнис. Все присутствующие обернулись к нему. Он медленно обвёл их взглядом недобрых кошачьих глаз. Встрёпанная прическа и узкое мальчишеское лицо с запавшими скулами придавали ему вид нереального, почти мистического существа. — Это не горожане. Это — монахи. Это они забрали тела своих братьев. И им нет дела до мирских людей. У них свои законы. Они — другие. Можно взять девяносто человек и повесить их. Потом ещё столько же. И ещё… Сыновья Аматесу будут блюсти тайну Ордена любой ценой.
— И ты полагаешь, что я должен простить их? — мрачно взглянул на него Рахут. — Если так, то твои советы мне не нужны. И ты можешь отправиться за своим собратом.
— Я не боюсь смерти, — с едва заметной усмешкой прошептал Юнис — Только от моей смерти тебе будет больше вреда, чем пользы. Ведь Микеллы больше нет. Алкорские источники вами исчерпаны. Ты останешься здесь один на один с чужой, незнакомой и далеко не такой покладистой, как тебе кажется, страной.
— Я нашёл двух предателей, найду и ещё!
— Ты нашёл одного, далеко за пределами Диктионы, потому что он был так чужд, что этот мир исторг его из себя. Даже если здесь и есть ещё нестойкие души, кровавая смерть Микеллы будет для них хорошим предупреждением против предательства. Что же до меня, то я не предатель. Я твой союзник, пока. И цени это.
В тихом голосе Юниса прозвучала угроза. Рахут медленно поднялся, злобно глядя на него.
— Удави этого мерзавца! — взвизгнула Бонн-Махе, указав Авсуру на короля Оны.
Юнис усмехнулся.