Диверсия без динамита
Шрифт:
Федотыч связывал эти странности супруги с наступающим
климаксом, относился с пониманием и почти не бил. И тут на тебе!
Выясняется...
Как бы то ни было, Митяню привозили сегодня андижанским
скорым, и Мария уже купила детскую кроватку за 41.50 и поставила ее
у печки, задвинув тахту Никиты Федотыча в холодную горницу. На
вокзал жена поехала одна — сам Никита Федотыч выдерживал
горячий свиристюковский характер и дочь решил простить не
Теперь же он даже немного переживал, правильно ли решил.
Поезд не опоздал, и Никите Федотычу пришлось простить Любку
еще до программы «Время». Потом они сидели за столом, в центре
которого, повышая общий тонус Никиты Федотыча, отпотевала
бутылка «казенки», а по телевизору передавали «Шире круг».
Темы зачатия Митяни деликатно не касались, больше говорили об
учебе, о том, чего нет в магазинах и что еще осталось, была ли Любка
в Мавзолее и правда ли что Леонтьев муж Пугачевой. Сидели
хорошо, по-домашнему. Любка привезла кой-чего из столицы. Мария
расстаралась пельменями, Никита Федотыч разливал. В разгар
веселья залаяла собака, дверь раскрылась, запуская холод, и
заявился незапамятный друг дома Петрович. Он был уже
традиционно навеселе и еще принес с собой. По нынешним суровым
временам бутылка Петровича пришлась кстати — литр это уже
сила. Сели по новой. После третьей морщинистая масса лица
Петровича разгладилась и убралась румянцем, мозги
кратковременно прояснились, и он внес дельное предложение
насчет Митяни. Что, мол, его нужно покрестить, как ведется,
чтобы Митяня был православная душа и что бы меньше чесали языки
некоторые сильно грамотные шакалы с их мазутонасосной. Идея всем
пришлась и показалась, и остаток вечера пили только за нее. Тут же
порешили, что крестным будет Петрович, а кто крестной, там потом
видно будет.
Наконец наступили ласковые теплые времена, и вниз заплакали
сосульки. Снег истончился и поплыл, раскиселивая дороги, солнце
очередями било из луж, а на окнах появились ящики с помидорной
рассадой — пришла весна. И вот в один из погожих ярких дней
Митяню повезли в церковь, что на кладбище, чтобы приобщить к
православию. Выезд получился веселый и с некоторой помпой.
Никита Федотыч и Петрович хорошо «подмолодились» на кухне
бражкой и дорогой шутили с шофером.
В церкви было дымно и красиво, пахло старостью и горячим
воском и думалось черт знает о чем. Небольшой хор из чистеньких
слабосильных старушек исполнял складно и задушевно, в публике
происходили шарканье и суета, отец Савелий держался со строгостью
и
пол. Наконец, служба закончилась и приступили к крещению.
Желающих набралось изрядно, аж на два захода, младенцы
голосили, и обряд шел нудно и долго. Петрович по этой причине
нервничал и потел в своем несносимом фэзэушном пальто. И еще его
одолевали сомнения, хватит ли вечером водки. Измучившись, он
вышел покурить и помечтать на воздухе о грядущей гулянке. И тут
судьба его сложилась ехидно. Нищие на паперти тревожно
переглянулись и нахмурились — они привыкли встречать людей по
одежке и наметанным глазом определили в Петровиче конкурента,
причем очень опасного. Не чувствующий худого Петрович сел на
корточки и стал искать в кармане папиросу. «А ну, не раскладывайся
здесь!» — указали ему нищие и заколыхались, а потом не
сговариваясь начали с дружной злобой выпихивать Петровича со
своего рабочего места. Причем слепой в черных очках и с бороденкой
веером все норовил достать Петровича клюкой в глаз. Петрович от
этих притеснений возмутился от души и сделал нарочную подлость:
соблазнившись тем, что крайний нищий был без ноги, он
дипломатично дал ему по зубам и изругался матом. Но оказалось, что
этот безногий бегает куда лучше Петровича, и он, улюлюкая, погнал
его по главной кладбищенской аллее и у фамильного склепа князей
Мещерских,
настигнув,
ударил
своей
инвалидской
шарикоподшипниковой тележкой по голове, а потом начал пинать
ногами. Петрович слабыми руками ухватился за мокрую оградку и
закричал так, что с колокольни поднялись галки, а в церкви сбились
певчие. Довольный же нищий сел на свою погнувшуюся тележку и,
напевая что-то божественное, с ветерком покатил обратно к паперти,
где ему аплодировали товарищи по работе.
От удара Петрович помутился и, вследствие наступившего кризиса
головы, все никак не мог понять, на чьи, собственно, похороны пришел
сюда на кладбище. Так и не поняв, Петрович решил найти могилу
своего единственного брата Пашки. Он долго, с остывающими
слезами на глазах блуждал в кладбищенских сугробах, потерял шапку
и промочил ноги и только к вечеру, наконец, вспомнил, что его
единственный брат Пашка еще жив и здоров и ждет его завтра с
утра, чтобы колоть кабанчика. И Петрович заспешил домой.
...В церкви же все шло своим чередом. Отец Савелий исправно