Диверсия без динамита

Ладченко Владимир Анатольевич

полиэтиленовая емкость.

— Что-то у него бачок сильно раскачивается, — встревожился

Рассомашный. — Не порожняком ли едет?

— Хрен его разберет, — помрачнел Лопухин. — Отсюда не видно.

Наконец, велосипедист приблизился и, лихо ударив по тормозам,

прошел метра полтора юзом.

— Вот, — радостно сообщил он, жадно обогащая кислородом

легкие. — Аж на базаре взял. Тут шаром покати, — и вытер футболкой

с надписью «Аэробика» распаренное,

как у прачки, лицо.

— А мы уж все жданки прождали. Думали, закирял | где-нибудь, —

все не мог наулыбаться Рассомашный, дербаня на газете леща. Глаза

его голубели от счастья и жизнь казалась ласковой и безмятежной.

— Ух, благодать, — расслабил складки на лице Лопухин после

первых двух стаканов и налил еще.

—- Ну, как рыба? — спросил Колюня, причмокивая.

— Самая лучшая рыба — это колбаса. А самая лучшая колбаса —

это чулок с деньгами, — сказал Лопухин и, откинув с земли камешки

и расстелив спецовку, улегся в теньке.

— Да, такая жара, а ему яму копай. Помрешь на этой яме, —

враждебно оглядел фронт работ Колюня. — Я как уехал, все так же и

осталось. Ни хрена, видать, не работали.

— Не, на штык еще прошли, — приврал Рассомашный. — Упрели

все. Да тут еще Ветлюгнн, морда пассатижная, над душой стоит.

— А я чуть на Быкова не нарвался Еду по Гагарина уже с пивом, а

он па своем «Жигуленке» выворачивает. Хорошо, меня автобусом

закрыло. Кажись не за метил. Между прочим, какая -то баба с ним

сидела поделился дорожными приключениями Колюня и снова приник

к стакану.

— Блондинка? — лениво спросил Рассомашный, поджаривая на

спичке рыбий пузырь.

— Чего? — вытер пивную влагу с гуцульских усов Колюня.

— Сивая, спрашиваю?

— Кто?

— Да, баба! Ах ты... зараза! — перед тем, как потухнуть, пламя

напоследок облизало палец Рассомашного, и он для сохранения

душевного равновесия вынужден был матюгнуться.

— А, баба, — смекнул Колюня и, насилуя память, нахмурился. — А

черт его знает? — наконец сообщил он. — Она в шляпе была. Да я

больно-то и не приглядывался. А че?

— Если блондинка, то это жена, — пояснил Рассомашный, гоняя во

рту рыбий пузырь.

— Кто жена? — поднял кепку с возмущенных глаз собравшийся было

вздремнуть Лопухин.

— Жена, говорю, у Быкова блондинка, — сказал Рассомашный.

— А ты про фигу с маслом ничего не слышал? — задал чисто

риторический вопрос Лопухин. Из каждого его слова капал яд. — Х-хы!

«Жена у Быкова блондинка». Скажет тоже. Да она темнее тебя будет.

Что,

я жену Быкова не знаю. В Энергосбыте работает.

— А с кем же он тогда на день энергетика был в ДК? — выложил

главный козырь Рассомашный. — Ты вспомни, они еще на первом

ряду сидели.

— Не знаю с кем, но жена у Быкова черненькая, и по-моему даже

где-то татарка. Что-то в ней есть такое, — и Лопухин сделал в воздухе

жест, как будто откручивал лампочку.

— «Татарка», ха-ха, — фальшиво и едко рассмеялся

Рассомашный. — Жена у него, во-первых, работает в тресте вместе с

моей Любкой. Такая полненькая, — Рассомашный обрисовал руками

какая, — приятная женщина. А ты мне какую-то туфту заправляешь.

— Ну, спорим... Спорим! — психанул Лопухин и затряс

растопыренной пятерней.

— На че? — оживился Рассомашный, вставая на колени и вытирая

руку.

— Известно, на че. На пузырь белой. И не вздумай мне, как в тот

раз, самогонки принести. А то делец нашелся, спорили на белую, а он

своей будораги принес. А она и не горит даже. Ей только пожар

тушить.

— Кто не горит?! — задохнулся от людской подлости

Рассомашный. — Да ты такую самогонку...

— Так, так, — раздался над ними въедливый мухо-морный голос

Ветлюгина. — Опять Лопухин, и опять за старое! Ведь только на той

неделе разбирали. Ведь слово давал. Ну и ну...

— Да ладно. Пиво не водка, — отмахнулся разнервничавшийся

Лопухин, — Сейчас докурим и начнем. Слышь, Ветлюгин, ты ведь у

Быкова дома был?

— Ну, был, — не стал отрицать Ветлюгин,

— А жену его знаешь?

— А что? — насторожился Ветлюгин, — говорят что? — и

почему-то огляделся.

— Да не-е, — досадливо сказал Лопухин. — Она у него кто:

блондинка или брюнетка?

— А-а, — успокоился Ветлюгин. — Так бы сразу и сказал.

Была брюнеткой, а с того года блондинка.

Как с Энергосбыта в трест ушла, так и перекрасилась.

Известное дело — химия. А вам-то, собственно, что до этого?

— Да так просто, — ответил разочарованный Лопухин. —

Поспорили.

— Работать надо, а не спорить, — подвел черту Ветлюгин

и пообещал. — Вы у меня получите в конце месяца. Как раз на

ливерную колбасу.

Душевно надломленные Лопухин и Рассомашный даже

не стали огрызаться, а Колюня начал грустно надевать тяжелые,

еще не остывшие после поездки, сапоги. С безнадежным сердцем

подошли к яме. Глубже она| не стала. Повздыхав, разобрали