Диверсия без динамита
Шрифт:
Светку на улицу и потискаться с ней в заброшенной котельной, где в холода
был молодежный дом свиданий. А от этих тисканий до потери самого
дорогого один шаг, да и тот подножка.
И, вскипая, Леха закричал сорванным, как у паромщика, голосом:
— Эй, ну-ка ты там, не прячься! Я же вижу. Целая капелла тут их ходит.
Всех поушибаю!
Заинтригованный Запазухин, по простоте душевной
решив, что это собачатся между собой соседи, привычно затаился,
завтра поговорить с участковым о нарушении тишины и покоя после 11-ти
часов и о том, что не стало в народе порядка, распустились до самого
«немогу». А Леха уже стоял на крыльце с берданкой и для острастки
потенциального насильника несколько раз бестолково передернул затвор и
даже сделал вид, что целится, заранее предупредив:
— Ну ладно, курвец, готовься. Щас я тебе дырку незапланированную в
башке сотворю. Рука не дрогнет.
Запазухин, радостно прислушиваясь, полез в карман за очками. Скандал
с убийством — редкая удача! Между тем, Леха, ревниво отметив, что
«Васька слушает да ест», вытянул из поленницы сучкастый чурбачок,
поплевал в ладошку и сильной и злой рукой запустил его, как в
городках, в темное насторожившееся пятно. Чурбачок с характерным
звуком ударился о костлявый пенсионерский затылок и раскололся
надвое. Запазухину показалось, что также треснула его голова, но, как
все старые вещи, она была сработана на совесть... Погибая от ужаса
и ощущая в голове полный диссонанс, он понял, что обращаются к
нему. И еще Запазухин понял, что его сейчас легко и просто
пристрелят из ружья и даже не спросят фамилии. Пока он все это
понимал и осмысливал, более сообразительные ноги уже уносили его,
не разбирая дороги, от жуткого места. Ботинки стучали по льду, как
подковы, да так часто, что Ведмидю в темноте показалось, что
соблазнитель ускакал на лошади. Когда тревожный перестук растаял
за углом котельной, довольный Леха, чувствуя себя соколом,
воротился в избу и отпраздновал победу очередной фронтовой дозой
увлекательного напитка под названием «сивушный конденсат».
Два дня несчастный Запазухин отлеживался дома, прикладывая к
раненому месту марлевые повязки и задыхаясь от вонючести мази,
которой пользовал затылок, размышлял, куда бы написать об этом
возмутительном случае. Заявить в милицию мешало то, что Запазухин
в темноте не разобрал, возле какого дома было совершено
злодейское покушение. Что мотивы покушения политические,
сомнений у пенсионера не вызывало с самого начала. К воскресенью
затылок подсох, и Запазухин почти перестал заикаться.
и до самой скоропостижной кончины, последовавшей в 1990 году от
сосульки, упавшей с крыши городской бани № 2, самым любимым его
занятием после писания жалоб и поедания манной каши был рассказ
этой истории. Истории о том, как его чуть не убили те, кому он мешал.
Свое повествование он обычно заканчивал демонстрацией шрама на
шее и со сдержанной гордостью пояснял:
— Вот тут она, злодейка, и прошла.
— Кто прошла? — млея от страха, спрашивали Запазухина.
— Пуля, — скромно шмыгал носом пенсионер и надевал шапку, а
напоследок напускал тумана:
— Они прекрасно знают, что меня можно унйчтожить только
физически. Но это не так просто. Меня знают в ЦК.
Обескураженный собеседник, опасливо озираясь, отходил, а
Запазухин, спотыкаясь, бежал искать свежие уши.
Через неделю о покушении знал весь поселок. Зафонтанировали
слухи один страшней и нелепей другого, в результате которых у
населения сложилось стойкое мнение, что в поселке вовсю орудует
вооруженная банда. в основном специализирующаяся на убийстве
неугодных, а нити и концы, естественно, тянутся в горком
и даже же выше. Тех, кто в этом сомневался, автоматически
зачисляли в антиперестроечный лагерь и втихомолку презирали. А
когда на улице Линейной раздели бригадира Потапова (хотя злые
языки утверждали, что никто его не раздевал, а одежду он
прозаически пропил), картина приобрела свою безрадостную
завершенность. «Делят сферы влияния», — с чувством глубокого
удовлетворения отметили в поселке, и народ забурлил Запазухин
чутко отреагировал гневным и ортодоксальным письмом на самый
верх, выдержанным в духе: «за что боролись?» В поселковой почте
письму удивились и позвонили, а на следующий день Запазухина
потребовали в партийную инстанцию для товарищеской беседы,
чтобы поправить искривления, Принимая во внимание возраст,
слезливое раскаяние и клятвенное заверение, что больше не
повторится, ограничились строгим внушением, чем только ввели в
азарт стойкого пенсионера, и он веером разослал жалобы во все
центральные газеты, включая «Пионерскую правду».
Леха Ведмидь слухи о банде воспринял сочувственно и стал на
всякий случай носить в кармане наточенную до блеска отвертку. А во
вторник его нашел начальник цеха Севастьянов и предупредил, что
он, Леха Педмидь, в связи с непрочной обстановкой в их рабочем