Дивизион: Умножающий печаль. Райский сад дьявола (сборник)
Шрифт:
– Мать сказала, что послезавтра мы летим в Швейцарию, – сообщил Ванька.
– А что? Хорошая страна! Доводилось бывать, – поделился я. – Жаль, тебе там скоро скучно станет…
– Мне уже скучно! Ну подумай, Кот, что мне там делать? Мрак и тоска! Что я, сыру швейцарского не ел?
– На экскурсии поедете, в музеи сходите… – неуверенно предположил я.
– Да ненавижу я все это! «Гнедиге фрау, лиебер кнаббе! – передразнил Ванька. – Посмотрите налево, взгляните направо, здесь плюнул в Женевское озеро базельский чиновник Эйнштейн,
Ванька облизал свое мороженое, обкусал край вафельного стакана, бросил суетящимся под ногами воробьям. Самый шустрый растолкал остальных, подхватил вафлю – взлетел на ветку дерева за нашей спиной. Не глядя на меня, Ванька спросил:
– Вы с отцом навсегда поссорились?
Я подумал, оторвал от своего стаканчика вафлю, кинул веселым нахальным воробьям, потом сказал:
– Мы с ним не ссорились. Давай опустим печальные детали… Была такая история, давным-давно, далеко-далеко. Родились два мальчика-близнеца, которых назвали Чанг и Энг. Прекрасные ребята, всем хороши, веселы, умны и подвижны. Одна беда – родились они сросшимися в грудине…
– Сиамские близнецы? – уточнил Ванька, он, видно, как его отец, читает все подряд.
Я кивнул, бросил еще кусок вафли птицам.
– Им суждено было всю жизнь смотреть в лицо друг другу. Всегда вместе, глаза в глаза… Они выросли, не зная свободы. И от этого возненавидели друг друга. Чанг сказал, что свобода больше любви… А Энг ответил: значит, она дороже жизни…
Я подкинул кусок вафли, воробей подхватил его на лету и устремился ввысь, и я в тот же миг, будто подброшенный пружиной, подпрыгнул вверх, вперед – это было упражнение, которому меня учил когда-то молодой, стройный Карабас, – протянутой рукой схватил летящую птичку, плавно опустился и протянул Ваньке сомкнутую ладонь, в которой судорожно трепыхался воробей.
– Свобода, Ванька, дороже жизни. И платишь за нее только тем, что тебе по-настоящему дорого…
Раскрыл ладонь, подкинул воробья – и птичка с испуганным счастливым криком унеслась прочь.
Сергей Ордынцев:
ОСЛЫ ПОСРЕДИНЕ РЕКИ
Я попросил Лену:
– Распечатай мне, пожалуйста, мое вчерашнее письмо как официальные запросы о судьбе правительственного кредита Поволжскому региону…
Лена сделала пометки в блокноте.
– В какие адреса?
– Министерство экономики, канцелярия премьера, Главное управление экономической преступности МВД, Генеральная прокуратура, губернаторам Поволжского региона…
Лена записывала, усмехалась:
– Неслабо взялись! Надеетесь сыскать концы?
– Надеюсь… Девяносто миллионов – такая здоровенная иголка, что даже в нашем стоге оставляет следы.
Лена подняла на меня взгляд, испытующе посмотрела:
– Босс знает, что вы ищите эти миллионы?
– Он знает, что я ими интересуюсь. А что? Почему ты спрашиваешь?
– Так,
– Я взволнован, но участвовать в этой бессмысленной суете не хочу. Кот ничего не сделает мальчишке.
– Я тоже так думаю, – согласилась Лена. – Но заложников не обязательно убивать или мучить… А Кот взял Ваньку как заложника. Он будет диктовать условия.
– Ты о-очень вострая девушка, Лена, – заметил я. – И знаешь больше, чем говоришь.
– По-моему, это нормально, – пожала Лена плечами. – Вострый человек и должен говорить поменьше.
– Наверное… Но с Котом ты ошибаешься. Он не будет держать Ваньку, чтобы успешно жать из Серебровского масло.
– А зачем взял с полки пирожок?
– Кот разбирается с Серебровским. По понятиям. Он его учит, он разрушает его дух, он запугивает его, нервирует, заставляет делать ошибки. Он хочет растоптать гордыню великого магната… – Я не говорил с ней, я раздумывал вслух. – Кот пытается показать ему, что, пока люди живы, власть любви и ненависти, память прошлой жизни сильнее любых денег, наемной охраны, политического могущества…
Лена подошла ко мне, быстро обняла и поцеловала. Снова поцеловала, целовала коротко, жарко, будто кусала, потом оттолкнула от себя:
– Вы с Котом оба – пожилые придурки! И Кот обречен…
– Много ты понимаешь! – недовольно буркнул я.
– Как только босс заполучит обратно Ваньку, он прикажет Сафонову бить Кота на поражение, – уверенно сказала Лена.
– Кузьмич не захочет этого делать.
– Тогда он прикажет ему убить Кота через «не хочу» – без удовольствия. Через не могу! Оглядись вокруг себя – у Кузьмича нет выбора, он сам висит здесь на волоске.
– Серебровскому не на кого поменять Кузьмича. И некогда – начинается избирательная кампания. Лошадей не меняют посредине реки, – тоскливо сказал я и с болью ощутил вдруг, что эта молоденькая девочка знает о нынешней жизни больше, чем я. И вписана в нее гораздо прочнее.
– Лошадей – может быть, – усмехнулась Лена. – А ослов топят на самой стремнине…
Я обнял ее за плечи, посмотрел пристально в глаза и медленно, неуверенно сказал:
– Наверное, я слишком долго отсутствовал…
– И что? Это прекрасно! Наблюдать революции издалека – полный кайф! Как ужастик по видику – страшно, но совсем безопасно.
Я помотал головой:
– Не об этом я… Серебровский сказал – здесь нет места тем, кому за тридцать. Мне – тридцать шесть.
– А мне – двадцать три, – сообщила Лена. – Сложи и раздели. Вдвоем, похоже, проходим…
Александр Серебровский:
НАСЛЕДНИК
Ваньку усадили за огромный стол для совещаний, напротив шефа безопасности Сафонова и начальника личной охраны. Серега Ордынцев стоял в стороне, привалившись спиной к каминной полке.