Дивные пещеры
Шрифт:
В пустом зале было лишь несколько посетителей. Неподалеку сидела тоненькая женщина в платье из материала в цветной горошек, чем-то похожая на цыганку, но не цыганка. Она ужинала. Перед ней стояла тарелка борща, бутылка ситро «Яблочный напиток» и второе — куриная шея с рисом.
Пару раз Костя встретился с ней глазами. У женщины был деланно-равнодушный взгляд. Костя налил в стакан пива и слегка наклонил голову, показывая женщине, что пьет за ее здоровье. Взгляд у женщины стал еще более
«Вот, — подумал он, — я нравлюсь женщинам, а она… со своим командированным…»
Он не спеша расплатился, дал десять копеек швейцару и солидно прошел к стоявшему у дверей вокзала огромному пустому «Икарусу». Шофер курил, открыв дверцу.
— Один пришел, — сказал он весело. — Еще одного дождемся и поедем.
Костя сел на свое место у кабинки водителя и стал смотреть в окно. За окном было пусто, сиял бледный неоновый свет, и ночной ветерок катил стаканчики из-под мороженого.
Пришел второй пассажир. Им оказалась та женщина из ресторана. Костя почему-то не удивился. Женщина поднялась по ступенькам, внимательно разглядывая свой билет.
— Второе, — сказала она вслух.
— Это рядом со мной, — Костя подвинулся.
— Благодарю вас. — Женщина поставила в проходе небольшую, но, видно, тяжелую сумку и села рядом с Костей.
Шофер посмотрел на них через стекло, закрыл двери. Мотор заработал, послышался легкий толчок от включаемой скорости, и автобус тронулся.
12. НОЧЬЮ В КВАРТИРЕ ГРОМОВА
— У тебя глаза светятся, не смотри на меня…
— Это от приемника.
— Все равно… зеленые, как у кошки…
— Это от приемника… Хочешь выключу?
— Не надо… Пусть играет… А глаза я закрою. — Леночка прикрыла ладонью глаза Громова.
Они лежали на узкой холостяцкой кровати Евгения Семеновича. В комнате было светло от встававшей луны, от еще не успевшего потемнеть неба и от реки, протекавшей неподалеку за окном. Где-то рядом настойчиво и монотонно ныл комар.
— Я хочу есть, — сказал Громов.
— Холодильник, конечно, пустой?
— Там еще остались шпроты и колбаса.
Леночка набросила на себя рубашку и прошла в кухню. Евгений Семенович слышал, как она в темноте при свете лампочки холодильника готовит бутерброды.
— И принеси коньячку! — крикнул Громов.
В буфете звякнули рюмки. Мягко, коварно захлопнулся холодильник.
— Не могу найти лимона. — Голос у Леночки был деловитый, как у всех женщин, когда они попадают на кухню, пусть даже чужую.
— Мы его съели. Больше нет. Обойдемся.
Послышалось журчание воды: Леночка вымыла руки.
Она постоянно мыла руки, словно врач.
Из открытого
Пришла Леночка, села на край кровати, поставила тарелку с бутербродами Евгению Семеновичу на грудь. В ее правой руке, зажатые между пальцами, позвякивали рюмки.
— У тебя дрожат руки? Ты замерзла?
— Нет… Я просто нервничаю.
— Боишься, кто-нибудь придет?
— Нет… Я знаю, к тебе никто не придет. Ты нелюдим. Хотя у тебя огромная квартира. Зачем тебе такая квартира?
— Ты боишься, что…
— Не говори про это.
— Поэтому, да?
— Вся моя жизнь изменилась…
— Моя тоже. Давай выпьем за это.
— Давай.
Он приподнялся на локте и взял из ее руки рюмку. Звон стекла на мгновение заглушил писк комара и далекий шум деревьев — это шумел под ветром дубовый лес за речкой. Иногда доносилось урчание машин, осторожно пробиравшихся через хлипкий деревянный мост.
— Кончилась пластинка… Хочешь еще включу?
— Включи…
— Что?
— Поставь наугад.
Леночка, морщась, выпила рюмку, подошла к приемнику и поставила пластинку. Зазвучал вальс Штрауса.
— Вечная мелодии.
— Да…
Леночка опять села на кровать.
— Хочу, чтобы всегда было так: ночь, ты и музыка.
Он обнял ее за талию.
— Глупая. Так не бывает…
Она вздохнула.
— К сожалению.
— Возьми бутерброд, а то я все съем.
— Не хочу… Мне приятно так…
— Ты, как пьяница, не закусываешь. Иди ко мне, а то замерзнешь.
— Подожди… Я хочу сказать… В ту ночь, когда ты вдруг подошел ко мне в темноте… в пещере… Я сразу поняла, что произойдет такое… Вся моя жизнь словно раскололась на две части: прошлую и будущую… Я, наверно, предчувствовала… Я тогда подумала: вон кто-то идет. Чьи-то шаги. Это шаги судьбы… Я ни капли не испугалась, даже обрадовалась… Кто бы ни вышел из-за поворота, все равно прежней Лене конец, будет новая… Хорошо, что это оказался ты. Ты мне всегда очень нравился.
— Ты вся тряслась.
— Это от неизвестности… Но я, честно, не боялась… За те часы, что я пробыла одна, я уже похоронила себя… и шаги означали для меня новую жизнь… Даже если бы пришел Старик…
— Не надо про это.
— Хорошо, что пришел именно ты.
— Я тебя искал повсюду… Кричал, бежал…
— Меня одну?
— Всех, но тебя особенно.
— Я все думаю об этом командированном…
— Его найдут… Он не мог далеко уйти.
— Не найдут… Его поманил Старик… Я сама видела…