Дневник – большое подспорье…
Шрифт:
«Слово есть дело».
10/III 63. Москва. Сижу одна в пустой квартире. Люшенька на даче.
Взялась разбирать свои карточки по папкам – герценовские, для IV главы, которая как-то уже шевелится внутри, скребется наружу.
Друзья, по моей просьбе, бросили мне в ящик газету с речью Хрущева.
Я прочла ее внимательно, чувствуя, как меня переносят в другой климат, к которому не сразу может привыкнуть душа.
Хрущеву нравятся 1) Серебрякова, лагерная проститутка, бездарная беллетристка 2) Грибачев, антисемит и тупица 3) Соболев, исписавшийся холуй 4) Лактионов, бездарный фотограф.
Ему не нравятся:
Эренбург, Некрасов, Паустовский. Он их не понимает и боится. Не любит Шостаковича. Не любит интеллигенцию.
А какую
Утром, по дороге в издательство, я зашла к Эренбургу, позвонив Наталье Ивановне [198] и попросив разрешения.
198
Наталья Ивановна – Столярова (1912–1984), секретарь И. Эренбурга.
Посидела чуть-чуть с ней и Любовью Михайловной [199] .
Потом вышел он. Не сел. Стоял передо мною, чуть наклонив голову набок, слушая.
Я что-то бормотала о сосудах, о сердце.
Желтое, будто оплывшее, лицо. Серая, будто клочками, неопрятная седина. Лицо неподвижное, как у мертвого. И бело-зеленые тоже мертвые, глаза.
Еще один убитый [200] .
12/III 63. Переделкино. Паустовский тоже был у Эренбурга и тоже находит его в отвратительном состоянии. Илья Григорьевич ничего не ест. Ехать на дачу не хочет.
199
Любовь Михайловна Эренбург (1900–1970), художница, жена И. Г. Эренбурга, сестра Г. М. Козинцева.
200
«7 и 8 марта 1963 года состоялась “Встреча руководителей партии и правительства с деятелями литературы и искусства”. На этой встрече Хрущев произнес речь, знаменующую “отбой”: разоблачение сталинских зверств, начатое на ХХ и ХXII съездах партии – прекращено. При этом Хрущев грубо накричал на Илью Эренбурга: как это посмел Эренбург в своих воспоминаниях написать, будто при Сталине все знали о его зверствах, но молчали; нет, истинные большевики не молчали» (Записки. Т. 3, с. 364–365. «За сценой», примеч. 24; подробнее об этой встрече Н. С. Хрущева с интеллигенцией см. А. Солженицын. Бодался теленок с дубом. М.: Согласие, 1996, с. 71–84).
«Они проиграли его в карты и убили».
Игнатий Игнатьевич удивляется, почему Эренбург потрясен в такой степени. «Ведь это уже было много раз и не с ним одним».
– Он потрясен тем – сказал Константин Георгиевич – что за него никто не заступился.
– А за Зощенку заступались? А за Пастернака? Он ведь тоже не заступался – говорит Игнатий Игнатьевич.
Это правда. И в то же время я понимаю, что тут и есть главная боль: никто публично не возразил. (Разве я не испытала того же в 37-м?) Тихое сочувствие не лечит. Дорого громкое слово.
На собрании были его близкие друзья: Каверин, Слуцкий. Они утверждают, что говорить физически нельзя было: кричал Никита Сергеевич, перебивая, грозясь, кричали из рядов кочетовцы.
Борщаговский говорит, что это было самое страшное, что он видел за всю свою жизнь – а он видел многое…
Вознесенскому: «Получайте паспорт и убирайтесь за границу». «Мы вас заставим писать иначе, а не станете – мы вас перемелем – знаете, как жернова перемалывают».
Одного художника он вызвал из зала вопросом: «почему вы не аплодируете».
(Такого и усатый батька не спрашивал).
Сердясь на постановку «Марии Стюарт», он автором ее называл Шекспира [201] .
Эренбургу: «Это вам не Будапешт… клуба Петефи не будет». «Раб, раб, раб!»
Непонятна тактика относительно Твардовского и «Нового Мира». О нем – ни слова в докладах.
3/IV 63 Переделкино. Нет, надежда еще жива. Сегодня
201
На самом деле автор пьесы – Ф. Шиллер.
202
Эльвина Сергеевна Мороз (р. 1933), редактор отдела прозы издательства «Советский писатель», критик, переводчица.
В Литературке фотографии наших победителей. Лафатер, где ты? У Кочетова лицо эс-эсовца, какого-нибудь обер-офицера СС. Глаза мелкого завистника и склочника, рот убийцы. Рядом с ним охотнорядец В. Смирнов. У Прокофьева лицо старой картофелины, все в бульбах.
Каждая статья – донос, на кого-нибудь одного или сразу на многих. В этом смысле очень выразительны И. Анисимов, М. Соколов, В. Смирнов и «поэт» С. Смирнов.
Одна строка у М. Соколова такова, что мне захотелось схватиться за перо. Об Эренбурге: «он натащил на свои страницы мертвецов».
Итак, людей можно запытать, убить, потом реабилитировать, признать невинно убитыми – и негодовать, что о них вспоминают…
И это печатается! А эти люди – цвет России: Мейерхольд, Табидзе.
Написать – но куда? Я еще подумаю про это. Поговорю с Фридой (больше не с кем).
Я думаю о том, в чем отличие нынешних происшествий от всех пережитых нами раньше, от ждановской диверсии 46 года [203] . Та была смесью мании с механизмом. Маньяк ткнул пальцем в двоих писателей, ничем и никак не связанных между собой и выбранных совершенно произвольно; механизм заработал: служилые люди на десятках собраний повторяли глупые слова. Азарта не было ни у них, ни у кого другого. Любящие литературу рыдали; народ безмолвствовал, как всегда; не радовался никто. Теперь другое дело. Целая группа – счастлива; она дорвалась, прорвалась, рассчиталась с противником; она изливает злобу, которая копилась с ХХ съезда. Когда Софронов называет свое выступление «Счастливый день» – он совершенно искренен. Для него, для сталинистов это в самом деле – «Счастливый день». Опять можно унижать интеллигенцию, печататься большими тиражами, затыкать рот критике, антисемитничать и доносить. Теперь осталось закрепить победу организационно, т. е. разгромить московскую организацию, как наиболее интеллигентную. Разгром ее даст им возможность властвовать без оглядки. Как справляться с тайным голосованием? Реорганизовать москвичей и запугать их – только.
203
Ждановская диверсия 46 года – постановление ЦК 1946 года «О журналах “Звезда” и “Ленинград”». С докладом об этом постановлении выступил А. Жданов.
Свиные рыла отвратны – но я не могу не видеть разницы и счастливой. В 46 году большинство верило галиматье, даже интеллигенция; сегодня – нет такого студента или вообще молодого интеллигента, который не возмущался бы. Равнодушна только золотая молодежь, да подонки. Остальные кипят.
Что толку в их кипении? Никакого реального толку – и даже вред: правительство раздражено и кричащая молодежь может попасть в беду. Жаль их безмерно – а все же лучше быть в беде, чем расти по-прежнему баранами.
12/V 63. Автобиография Евтушенко.
Я его всегда не любила. Стихи плохие, поведение какое-то двойственное. А сейчас я вижу, что была неправа. Поэт он маленький. А явление – большое. В автобиографии много подлинного, в самом деле современного, и есть нечто под чем могу подписаться (главная опасность – молодая поросль догматиков; поэты – духовное правительство). Политически он совершенно правоверный, ортодоксальный, и бешенство против него, по-видимому, объясняется тем, что разоблаченные им Котовы снова оказались у власти [204] .
204
Упомянут Владимир Петрович Котов (1928–1976), поэт, прозаик, корреспондент газеты «Комсомольская правда».