Дневник мотылька
Шрифт:
— Люси спрашивала о ней.
Сколько злорадства было в этой фразе. Она знала, что ранит мои чувства. Когда я потребовала, чтобы мне разрешили увидеться с Люси, она ответила:
— Если нам придется продолжать этот разговор, лучше зайти ко мне в кабинет. — Она закрыла дверь и добавила: — Недопустимо, чтобы вы разговаривали со мной в подобном тоне. Это вас не касается.
Я сказала, что она солгала мне и я собираюсь обратиться к мисс Руд.
— Это совершенно ни к чему. Я не говорила вам, потому что щадила ваши чувства, я знаю, как вы эмоциональны, но Люси стало хуже. Она очень больна, очень.
— Тогда я должна увидеть ее в последний раз. Попрощаться. Это необходимо! — Я уже кричала.
— Это невозможно. Ее могут навещать только члены семьи. — Она говорила это и улыбалась мне в лицо.
Я взяла со столика фарфоровую пастушку — белокурую куколку в розовом платье с посохом в руке — и, прежде чем миссис Холтон успела открыть рот и спросить, что я делаю, шваркнула пастушку об пол возле двери. Мы обе наблюдали, как фигурка разлетелась на кусочки, и только голова, по-прежнему целая, откатилась на край ковра. Я бы расколотила все на ее столе, но миссис Холтон схватила меня за руку, скрутила ее и заорала:
— Распущенная девчонка! Надо было тебя сразу выгнать!
Я вырвала руку и, выскочив из комнаты, бросилась бежать по коридору. Три часа подряд я проплакала. Я не пошла на ужин. Мне было плевать на все. Миссис Холтон догонять меня не стала. Она думала, что я пожалуюсь мисс Руд.
Эрнесса убивает Люси. Она хочет превратить Люси в нечто себе подобное, полностью присвоить ее. Убийство ничего для нее не значит. Это всего лишь средство достичь некоей цели. Смерть там, где Эрнесса настигнет Люси. И миссис Холтон распахнула перед ней все двери.
3 марта
Люси вытянулась на больничной койке. У нее не осталось сил, чтобы пошевелить рукой или открыть глаза, но это уже не имеет значения, потому что ей незачем шевелить рукой, открывать глаза. Ее больше ничто не тревожит. Она совершенно безмятежна. Она готова.
Я жду, когда сообщат, что Люси умерла. Но ничего не слышно. Может быть, миссис Холтон нарочно сказала мне, чтобы помучить, зло подшутить надо мной. Наверное, Люси все еще жива, иначе мы бы уже знали. Новость обязательно просочилась бы. Сохранить секрет от нас невозможно.
4 марта
Меня никто не наказал за разбитую пастушку. Когда я прохожу мимо миссис Холтон, она отворачивается. Она знает, что я знаю. Она боится встретиться со мной взглядом.
Я не могу спросить ее о Люси. Все, что я могу, — это ждать.
5 марта
Я долго ждала ее. Я пропустила завтрак. Я боялась разминуться с ней. Остальные девчонки приходили и уходили, а я все так же безмолвно стояла в дверях своей комнаты. Никто не заговаривал со мной. Раздался звонок на утреннее собрание, но она не появлялась. Она из тех, кто оставляет все на последний момент и даже позже, но ухитряется явиться на утреннее собрание, на ужин или на урок за мгновение перед тем, как закроются двери.
Когда отворилась дверь и она вышла, я вздрогнула от неожиданности, хотя прождала ее целый час.
Закрывая дверь, она заметила меня:
— Ты проспала?
— Почему именно она? — спросила я.
Она не
— Почему не Кики, не Кэрол, не Бетси?
— Это тебя надо спросить, — сказала она.
— Потому что она — моя лучшая подруга.
— Если она — твоя подруга, почему ты стоишь здесь и ждешь меня?
— Вы с миссис Холтон сговорились не пускать меня к ней!
— Миссис Холтон? Каким образом? Заперла тебя и выбросила ключ?
— Я достаточно натерпелась от нее.
— Никто не может остановить тебя. Ты вольна делать что хочешь.
Эрнесса уходила от меня по коридору.
— Как она? — крикнула я ей вслед в отчаянии. Я больше не владела собой.
— Собрание начинается. Я уже опаздываю. Как и ты.
Она уходила прочь. Я нагнала ее и схватила за руку. Я хотела вынудить ее остановиться и ответить на мой вопрос. Она всегда приходила и уходила, когда ей было угодно. Никто не мог заставить ее сделать то, чего она не хотела. Она отшвырнула меня. Я так сильно ударилась о стену, что на мгновение у меня перехватило дыхание. Эрнесса подняла рукав и показала мне свое предплечье.
— Смотри, что ты наделала! — закричала она.
На руке у нее виднелся отпечаток моей ладони, как будто я сжала пластилин, а не человеческую плоть. Кожа покраснела и отекла. От увиденного меня затошнило.
Она ушла на утреннее собрание, а я осталась. Меня ждут огромные проблемы.
6 марта
7 марта
8 марта
Только что я разговаривала с Люси! Если с мертвыми можно говорить, то я говорила! Голос ее казался далеким-далеким. Миссис Холтон не солгала только в одном. Люси действительно очень болела, и доктора думали, что она умирает. В сердце и в легких у нее скопилась жидкость, которую врачам пришлось откачивать. До вчерашнего дня она дышала через трубку в горле. И даже сегодня, по телефону, она говорит с трудом.
Кэрол позвала меня к телефону. У нее было очень странное выражение лица, когда я шла мимо нее по коридору. Я думала, что это мама звонит — сказать, что не приедет за мной в пятницу. Мне не хотелось разговаривать с мамой, не хотелось притворяться. Черная телефонная трубка, словно зверек, свернулась на столе, я взяла в руку этого зверька.
— Привет, это я.
Ее голос струился ко мне по телефонным проводам. Мне пришлось напрягать слух, чтобы расслышать, а она вынуждена была отдыхать после каждого слова, восстанавливать дыхание. У нее был другой голос. Я его не узнавала. Не веря своим ушам, я уставилась на телефон, я будто разговаривала с потусторонним миром. Я поймала себя на том, что уже считаю Люси умершей, а ведь она была еще жива. Мне пришло в голову: а что, если я смогу позвонить папе с помощью этого черного телефона?
«Неужели? — повторяла я мысленно. — Неужели?»
— Я хотела к тебе прийти, — сказала я, — но миссис Холтон меня не пустила. Эрнессе позволила, а мне — нет.
— Эрнесса не приходит. Давно уже.
— У тебя голос изменился.
— Дышать очень трудно. Набирать воздух в легкие. Доктора говорят, я — «чудо природы».
— Ничего удивительного, ведь с самого начала они понятия не имели, что с тобой происходит.
— Я скучаю. По тебе. По школе, — сказала Люси.
— Ты словно за тридевять земель.