Дневник одинокого копирайтера, или Media Sapiens (сборник)
Шрифт:
– Спиздил корову. Механик, хи-хи-хи. Какая связь-то?
– А вот какая. Я в деревне разогреваю молву, что торговал он не только железками, но и мясом. И это форменное безобразие! Он уже и так полколхоза унёс, но то – железки. А теперь он до скотины добрался. А покрывает его в этом главбухша, к которой он (а люди видели!) ходит по субботам, типа, на чай. А сам с ней водку пьёт и, сами понимаете, что делает. И поэтому у нас, граждане, в колхозе беда. Один ворует, а другая – любовница его, покрывает. В бумагах у ней бардак,
Вадим как зачарованный смотрит на меня:
– Антон, а ты… ты и в колхозных делах сечёшь? Когда ты успел-то. Я поражён просто…
– Да не был я ни в каких колхозах! В юности только. На картошке. Главное тут – понимание сути крестьянина. Нужно упомянуть основные слова-раздражители: «механик вор», «люди видели», «водка», «любовница-бухгалтерша», «деньги не плотит людям». Вывод – все воры!
Вадим чертит на бумаге какие-то квадратики, проводит от одного к другому стрелочки, что-то надписывает над ними, потом останавливается и спрашивает:
– А если, фигурально выражаясь, несмотря на народный гнев, бухгалтершу не уволят, что тогда?
– А ничего. – Я на секунду задумываюсь, стараясь понять, что же будет, если эту гипотетическую бухгалтершу не уволят. И ответ приходит сам собой. – А ничего не будет. Нам-то какая разница, Вадик? Корову-то я уже спиздил…
– Гениально… бля буду.
– Спасибо. С целями разобрались. Далее идут… В общем, ты пиши пока эти пункты, а я тебе потом дальше расскажу. Я должен несколько звонков сделать. Только быстрее, нам ещё утвердить всё нужно.
Вадим уходит, я остаюсь один и начинаю традиционный обзвон начальников департаментов. Получив информацию о текущем состоянии дел, звоню режиссёру фильма о беспризорниках, предупреждая о своём визите на студию, затем допиваю кофе, собираюсь с мыслями и набираю номер редакции «Коммерсанта». Пробившись через нескольких секретарей, пару каких-то левых журналистов, с которыми меня по ошибке соединили, наконец попадаю на Угольникова:
– Здравствуйте, Константин, как поживаете? – бодрым голосом начинаю я.
– А кто это? – довольно хмуро отвечает собеседник.
– Хуй в пальто! Ты, старый, совсем зазнался, сокурсников не узнаешь? Это Антоха Дроздиков!
– А! Дрозд!
– Сам ты Дрозд! Бля, знаешь же, что ненавижу эту кличку.
– Ладно-ладно. Вырвалось. Как сам-то?
– Да ништяк. Вот звоню тебя поздравить. Уважаю, мужчина.
– Спасибо, – самодовольно гудит Костя, – быстро ты узнал.
– Я же твой коллега, мне по долгу службы надо в курсе быть.
– Коллега. Чего-то я тебя не слышал года четыре, коллега. – Костя меняет тон на укоризненный.
– Да понимаешь, повода не было, – я стараюсь быть предельно извиняющимся, – у самого дела шли не очень. А тут вижу – новость. Дай, думаю, сокурсника поздравлю.
– Ты работу ищешь,
– Да нет, с работой у меня все ок. Просто так звоню.
– Антох, не еби мозги, ты просто так никогда в жизни не наберёшь.
– И ты… Костян, я честно, от души. Просто так. Вот пообедать тебе предложить хочу. Выпить. Столько не виделись.
– От души, говоришь? Ну ладно. Когда обедать-то хочешь?
– А хоть сегодня. У тебя сегодня как со временем?
– Да вроде ничего. Как раз компьютер устанавливают, мебель в кабинет заносят. Можно и сегодня.
– Давай часа в два в «Гудмане» на Новинском? Там мясо хорошее.
– Давай.
– Ну, вот и договорились. Значит, до встречи?
– До встречи, – смеётся Костя, – Дрозд!
– Бля, я тебе в лоб дам! – хохочу я.
– Всё-всё. Не буду больше. Увидимся.
Великолепно. Я откидываюсь в кресле, включаю компьютер и начинаю лазить по новостям. Так проходит минут сорок. Когда я уже думаю, что «тёмник» Вадим, судя по всему, не потянет, раздаётся стук в дверь.
– Занят? – Вадим просовывает голову в приоткрывшуюся дверь.
– Написал? Заходи.
– Ну… вот набросал. Вроде неплохо.
– Читай-читай. Сейчас вместе поправим.
Вадим откашлялся и начал читать с левитановской интонацией:
Главная тема: Армейский произвол.
Событие: прапорщик Зайцев, вынуждаемый старшими офицерами торговать оружием и боеприпасами, сбежал из воинской части, чтобы сдаться сотрудникам милиции. Двое суток он шёл через снежный буран, из-за чего получил обморожение ног.
– «Двое суток через снежный буран» – это хорошо. Вот только про обморожение мне не нравится. Не цепляет, – комментирую я.
– Как это? Человек ноги обморозил. Это разве не сильно?
Я утыкаюсь в подбородок кулаком и думаю, как усилить акцент:
– Так, так, так. Ноги… обморозил ноги… Бегал зайчик по дорожке и ему… Во! Пиши: «Двое суток он шёл через снежный буран, из-за чего получил обморожение ног и в результате развившейся гангрены потерял ногу».
Вадим начинает было записывать, тут же останавливается и спрашивает:
– Антон, у него ноги целы. Как ты собираешься его ног-то лишить? Это же чистый пиздеж.
– А то, что старшие офицеры заставляли его автоматами торговать, чистая правда, по-твоему?
– Нет, но… Офицеры-то гипотетические, о них зритель ничего не знает. А ноги у него реальные. Это же по телевизору покажут. Мы потом оправдываться не устанем?
– Вадим, я тебя умоляю! Зрителю совершенно фиолетовы как офицеры, так и ноги этого прапора, главное – это шок самой ситуации. Вопрос в том, как снять. И потом, оправдываться будут они, а не мы. Это их армия, не наша. Если они замалчивают, что у них солдаты замерзают, можно допустить и что гангрену замолчали.