Дневник заштатной звезды
Шрифт:
21 сентября
Мими передала (или продала) газете «Санди спорт» сканограмму своего последнего УЗИ, а те увеличили снимок и напечатали на первой полосе.
Глядя на него, я не смог сдержать слез.
Снимок черно-белый и крупнозернистый, но все равно без труда можно разглядеть очертания детской головки. В газете написано, что ребенок похож на пришельца.
Я же постоянно
28 сентября
Дэвид Малрайан, тот самый журналюга, поджидал меня на улице перед домом. Если кому-то потребуется актер на роль журналиста из отдела расследований, лучшей кандидатуры не найти. Симпатичный, как диктор новостей, крашеные черные волосы, просторное коричневое пальто. Над его плечом я заметил красный огонек и сразу понял: это камера и меня снимают. Первой же мыслью было: «Черт, а я без макияжа, да и волосы не причесаны».
Малрайан спросил, нельзя ли попросить меня на пару слов. Но я проигнорировал его и заспешил к «Ринго».
– Подобные вещи – просто для прикола! – прокричал он, потрясая экземпляром «Санди спорт». – А я – серьезный журналист, и «Меч правды» интересует только одно – правда. Правда о том, что произошло в Гримсби.
Я ускорил шаг, но он продолжал обстреливать меня вопросами. При этом тон его был издевательски-агрессивным, и мне ничего не оставалось, как бормотать в ответ нечто односложно-невнятное.
– Какие отношения были у вас с Мими?
– Э-э… нормальные.
– Что произошло на последней неделе пантомимы?
– Э-э… ничего.
– Какие отношения были между вами и Рикардо Манчини?
– Обычные.
– Какие отношения были между Рикардо Манчини и Мими?
– Э-э… Хорошие.
– Вы расстроились, когда умер Винс Зависти?
– Да. Винс был настоящим профессионалом и…
– Ваш агент, Макс Голински, приезжал на спектакль?
– Да, но…
– У Мими была любовная связь с кем-нибудь во время пантомимы?
– Нет… не думаю.
– Кто, по-вашему, отец ребенка Мими?
– Э-э… не знаю.
К этому моменту я уже сидел в машине, и ему пришлось кричать свои вопросы громче, чтобы я услышал их через стекло. Я вставил ключ в замок зажигания и взмолился:
Пожалуйста, заведись. Пожалуйста, заведись. Пожалуйста, заведись.
И «Ринго» завелся.
Мотор взревел, готовый к бою, и я оставил Малрайана вместе с его помощником-оператором задыхаться в клубах выхлопных газов.
Уносясь прочь, я не мог отделаться от мысли, что петля вокруг моей шеи затягивается все туже.
29
Все-таки Чарли – верный друг. Она чувствует, когда мне плохо и требуется метафорическая, а порой и буквальная жилетка, в которую можно поплакаться. Вчера вечером она заехала ко мне с пиццей и фотографией «Братьев Чакл» с автографом: те как раз были в гостях у «Утреннего кофе», пытались развеять слухи о своем разрыве. Для полноты комплекта Чарли прихватила здоровенную бутылку водки.
– Ты не ляжешь спать до тех пор, пока мы все это не выпьем и не разберемся с твоей жизнью.
Именно так мы и поступили. Мы проговорили несколько часов. В основном обо мне – и это было тем более приятно. Я спросил, что она думает о предложении поработать в телеаукционе, и она ответила, что мне не следует соглашаться.
– На телевидении карьера и репутация строятся на тех предложениях, которые ты отклоняешь. То, от чего ты отказываешься, гораздо важнее того, на что соглашаешься.
Умеет все-таки Чарли давать крупицы добрых советов.
– Пусть это клише, но человека оценивают по его последнему месту работы. Твоя последняя работа – «Утренний кофе», что престижно уже само по себе. Но возьмись ты за «Раз, два, три – продано» – и можешь считать, что покатился по наклонной. И чем дальше катишься, тем сложнее потом взбираться наверх. Или, в твоем случае, на середину.
Я знал, что она права, но нищие ведь не выбирают. Или, вспомнив другое клише: не до жиру, быть бы живу.
Я решил сменить тему и рассказал Чарли о Дэвиде Малрайане. Она посоветовала не очень-то беспокоиться по этому поводу, поскольку она почему-то уверена, что отец все равно не я. А затем вообще повела себя как-то необычно: сказала, что тоже мечтает когда-нибудь иметь семью и собственных детей. Несла какую-то ерунду: как страшно ей хочется почувствовать себя более реализовавшейся в жизни и что телевидение, по сути, пустое и бессмысленное занятие для эгоистичных идиотов. Какое-то время Чарли продолжала в том же духе, но, к счастью, мне удалось вернуть разговор в нужное русло, то есть к теме про меня.
Я спросил, что Чарли думает по поводу Манки-Манчини в роли ведущего «Вы – в пролете».
– Козел, – ответила она.
Чарли – прелесть. Обожаю ее. Одним коротким словцом она умеет выразить именно то, что мне хочется услышать.
– Если он получил это место, это вовсе не означает, что он лучше тебя. Просто какой-то телевизионный начальник вдруг решил, что он больше подходит на эту роль. Но что они вообще понимают, все эти телевизионные начальники?
– Ничего, – ответили мы в унисон.