Дневник. Продолжение

Загвоздина Наталья Александровна

20, 21 н о я б р я

«Жизнь в минусе. Отвечу за язык...»

Жизнь в минусе. Отвечу за язык. Живём по воле Господа покуда. Опасно заплывая за азы, как за буйки – гуляет барракуда. Гуляет некто, кто давно горазд на измышленья – не входи ни в долю. Он выдаст и побольше на-гора, чем думается... Не пускай на волю души. Живя по милости Творца, учись смотреть. Смотри, приятель, в оба. И прямо. А приладишься с торца заглядывать и – с головою – в омут.

22 н о я б р я

«Жизнь

в минусе – вернёмся к ноябрю...»

Жизнь в минусе – вернёмся к ноябрю. Пробрал насквозь – ну, до костей, положим. Откупорим бутылку (но не брют!) шампанского иль перечтём... Положен французский автор, скрипка, клавесин... Но дудки! – дальше автора навряд ли. Ноябрь оставил крылышки без сил и поменял окрестные наряды... Жизнь в минусе. Возможно, будет плюс. Возможно. Я затею хлеб да кашу. И кажется в ноябрьский полдень – сплю... чего и сновиденье не докажет.

22 н о я б р я

«Зашло за ноль, под ноль...»

Зашло за ноль, под ноль... ну как сказать? Как посмотреть. Как смотрят по старинке по всплеску ртутных столбиков? В глазах то так, то так... Подольше постоимте у градусника... Может, подрастёт полоска... Жар сердец чего-то стоит. Под снегом лапы ёлочек-растрёп, продрог каштан – в снегу южанин-стоик. И мы – мы смотрим – двинется куда? И знаем, что термометр не порука. Светило поглядит из закута и спрячется. Иначе – не по-русски. Недолго нам поглядывать на ртуть. В обрез осталось времени на полке. Мгновенья, как окошки паспарту, и каждое – ещё – дано – наполнить.

22 н о я б р я

С ЛЮБОВЬЮ

1

Жалость жалит жилы жизни...

Я плачу, как в лесу, и ты меня не слышишь. Подобно колесу, ускорившему слишком движение – с тобой, сцепившись, воду льём на мельницу потерь и снова к сердцу льнём друг друга. Не про нас учёными мужами всё понято – не их со-знание ужалит. Сего не избегут ни тело, ни душа... И будут с жалом жить, со-чувствием дыша.

22, 23 н о я б р я

2

...а мы с тобой вдвоём

Предполагаем жить... И глядь – как раз – умрём.

А. Пушкин

Никто не может так легко построить домик. Никто не сможет в такт открыть старинный томик... А мы с тобой – вдвоём. Вдвоём – не то что врозь: подвинуть можно гору. Шагай туда-сюда, но дальше – ни ногою. Всё в домике твоём. В твоём хозяйстве брешь я залатать хотела б, и нету на веку моём другого дела. Другое что – другим. И если бы слегка тебя качнуть направо, увидел бы, почём взята тобой оправа — расходятся круги... Круги уходят – знать, покуда не удавка. А в правой стороне не больно от удара — попробовать не страх. Но страх древнее нас – его сильно пожатье. Всего ж сильней посев Христов, Господня жатва. А

наша жизнь – пестра. И наша смерть быстра.

22, 23 н о я б р я

«Я И САМ АРИОН...». ПОСВЯЩЕНИЕ

Назвавшийся – велик и храбр иль безрассуден. Ему готов корабль. Вступившему на судно одна судьба – пребыть Поэтом и – в волну, не зная, что потом. Как воин на войну. А Классик не даёт покоя – и понятно. Недаром много лет, как книжечка помята читателем младым и старцем с серебром... Но плыть-то – одному. Опасен перебор. Но жизнь даёт урок и вопрошает: «Ну-ка?» И уж тогда не быть, кем нарекался – мука особенная, друг. Дай Бог тебе спасенья! Одно известно: жнёшь, что сам же и посеял.

23, 24 н о я б р я

«Уже маячат Киева кресты...»

Уже маячат Киева кресты и грезится течение Днепрово, деревьев оголённые крестцы, и даже выхожу к нему на провод. И слушаю, и медленная речь, с моим соединившаяся слухом, течёт, как продолжают воды течь Купели, – не сошедшихся заслуга, а милость Вседержителя. На Русь спустился Дух. Каким сегодня дышим, засовывая голову в нору и поднимая туловище выше?

24 н о я б р я

«Который день не пишется письмо...»

Который день не пишется письмо, и загибаю пальцы друг за другом... Завязываю весточки тесьмой — ах, время! – как собрание упруго! Письмо не пишется, хоть тресни. Перечту, что было и закончилось неслышно. Плыву то по реке, то по ручью, то по морю – а заплыла не слишком. Переплыви великий океан попробуй! – всё окажешься у края, и пёрышко как ты ни окунай — волна дала – волна сама украла... Прилив, отлив... Качаясь на волне, плывёшь то на маяк, то поневоле... А волны всё свободней, всё вольней движение... И... утонуть не больно. Который день не пишется письмо...

26, 27 н о я б р я

Р. РАХМАТУЛЛИНУ. ГОЛОС

Здесь место эпитафии. Итог. Так речь плотна, что не вмещает знака извне. И молча слушатель исторг согласие, и сдал без боя знамя. Певец – один. Как должно, как велит на-званье, нареченье. Тот, кто слышит, без торга отзывается – велик союз во имя и не может «слишком» возвыситься. Здесь измеренью нет подобия – на то иная мера. Где сердце нерастраченное недр стучит, там говорят единой верой.

26, 27 н о я б р я

С НАТУРЫ

Закат – как птичья грудка нежно-ал и вспыхивает всполохом... Поближе рябиновый атолл – не поклевал его пернатый род, и рыбий... Лижет огонь зари святые небеса. Миг взвешивает краски на весах. Пожар. Горим! Но всё бледнее, тише... Грубы для ювелира пассатижи — Вселенной инструмент годится всяк. Кончается ноябрь... как есть босяк.

27 н о я б р я