Дневник. Том 2

де Гонкур Эдмон

тель, чувствовал себя свободно лишь с людьми грубоватого

ума — как Флобер и Золя.

Пятница, 14 октября.

По-видимому, во вторник, в Свободном театре, я выказал

Золя такую холодность, что он счел нужным послать мне

письмо, кончающееся следующей фразой: «...Если я решаюсь

писать вам, то лишь потому, что между нами нет более ясности,

а ваше чувство собственного достоинства, как и мое, требуют,

чтобы мы знали,

чт о думать о наших с вами отношениях — и как

друзей и как собратьев по перу. Искренне ваш».

На этот ультиматум я ответил следующим письмом:

430

«Любезный Золя!

Два года назад, в связи с тем, что Гайд, за подписью «Пари-

жанец», опубликовал свои сугубо личные соображения, Вы, не

спросив у меня объяснений, послали в «Фигаро» статью, где

говорите обо мне как о жалком сочинителе акварелек и офорти-

ков, неспособном к углубленной психологии. Я показал Вашим

друзьям полученное в ответ на мою жалобу письмо Гайда, в ко

тором он утверждает, что моим именем заменено в статье не

определенное слово «люди», и заменено по вине Блаве, посчи

тавшего, что мое имя придаст статье больший интерес в гла

зах читателей.

А недавно, в связи со статьей Пяти, появившейся в «Фига

ро», — статьей, о которой, клянусь честью, я не имел понятия,

статьей, появившейся в момент, когда я был настолько болен,

что в этот самый день находился у Потена и спрашивал его, не

заболел ли я смертельной желудочной болезнью, — Вы в свой

ответ интервьюеру из «Жиля Бласа» вставили фразу, означаю

щую вот что: «Хотя есть все основания предполагать, что вдох

новители дела — это Доде и Гонкур...» — фразу, явное веро

ломство которой заставило всех знакомых Доде и моих спра

шивать нас при встрече: «Видели вы обвинение, предъявлен

ное вам Золя?» — наконец, фразу, вызвавшую свирепые выпа

ды в газетах против меня лично и обвинения в том, что я самым

подлым образом завидую Вашим деньгам... Ну не глупо ли?

Разве я завидую Доде, а он зарабатывает ничуть не меньше

денег, чем Вы?

Что же до выражения ваши приближенные, то самый «при

ближенный» из всех — это Жеффруа, который взял Вашу сто

рону против Пяти; а насчет других — Рони, например, — Вы

сами могли убедиться, что он отвергает всякое навязывание ли

тературных идей, от кого бы они ни исходили, будь то я или

Вы, все равно.

Да, любезный Золя, все это вызвало во мне чувство глубо

кой печали и даже некоторого

возмущения и, как мне ни жаль,

я ничего не могу поделать — то, что происходит в моем сердце,

отражается на моем лице и чувствуется в моем рукопожатии».

Вторник, 18 октября.

Вот что я ощутил при чтении «Первой любовницы» Катюля

Мендеса: * любая книга, если она реальностью или кажущейся

реальностью материала не создает впечатления, что все опи-

431

санное в ней произошло в действительности, — словом, любая

книга, в которой я чувствую вымысел автора, не интересует

меня, каковы бы ни были достоинства этого автора.

Вторник, 25 октября.

<...> Поразительно! Таких отзывов в печати по своему

адресу я никогда не видел... даже Дельпи говорит о брате и

обо мне как о великих писателях!

Отдельные фразы для предисловия ко второму тому «Дне

вника Гонкуров», которые я, к счастью, не дописал, — фразы-

эмбрионы, набросанные на клочках бумаги, найденных мною

сегодня: «О эта Правда! Правда, говорю я? Какое там! Даже

одну миллионную долю правды — и то нелегко высказать, а как

дорого заставляют вас за нее платить! И все-таки я люблю ее,

эту самую правду, и стараюсь говорить ее, насколько можно

себе позволить при жизни, — пусть это будет крупинка, пусть

гомеопатическая доза правды... О да, если будет нужно, то за

правду, какая она ни будь, я умру, как иные умирают за ро

дину... И потом, неужели наши знаменитости, наши академики,

члены Института всерьез воображают, будто на них, ничем не

связанных с человечеством, потомки будут взирать, как на

неких домашних божков? Полноте! Вся эта ложь, все это лице

мерие когда-нибудь, рано или поздно, будут разоблачены...»

1 ноября.

Вчера в «Эко де Пари» появилась статья Лепелетье, кото

рая служит ответом на наш выпад против богемы в связи со

смертью Мюрже, постановкой на сцене «Анриетты Марешаль»

и т. д. В этой статье он утверждает, что люди, не жившие

жизнью богемы, не знавшие борьбы за пятифранковую монету,

не способны описать человека и события своего времени, и что

только люди, не имеющие ни гроша, могут быть художниками

современности; но, к несчастью, им служит в этом помехой по

требность в хлебе насущном, принуждающая их заниматься

журналистикой. Так что же тогда делать?

Наконец, наши заметки — только бредни! Да, все это бред