Дневник. Том 2
Шрифт:
ни — даже стенографические записи разговоров на обедах
Маньи... Право, парижские газетчики дошли до того, что хотят
заставить публику проглотить их собственные бредни, глупей
шие из всех!
432
Среда, 2 ноября.
В последние дни моя простуда переходит в воспаление лег
ких, и, прогуливаясь на солнышке в саду, глядя издали, с конца
лужайки, на мой белый дом, я говорю себе, что было бы очень
жестоко,
ным стенам, и что я охотно пожил бы еще хотя бы год, чтобы
написать пьесу по «Жермини Ласерте» * и опубликовать тре
тий том моего «Дневника».
Старик Ларусс, краснодеревщик, — он был бы так хорош в
каком-нибудь романе Жорж Санд, — говоря о том, как трудно
раздобыть дерево, которое не коробилось бы, сказал, что де
рево всегда остается живым и что приходится долго и сильно
прогревать его, чтобы уничтожить соки, упорно сохраняющие
жизнь в его мертвой с виду плоти.
Он рассказал об одном своем друге: этот простой кузнец,
ставший мастером художественных изделий из железа, в на
стоящее время изготовляет камин кованого железа, который
воздушностью рисунка, пластичностью и ветвистостью напо
минает розовый куст. Знаете, как этот человек, ковавший лоша
диные подковы, стал художником? Он горячо любил свою мать
и, когда она умерла, задумал выковать маленькую плакучую
иву вместо памятника на ее могилу. Замысел его удался, и
вслед за плакучей ивой он выковал из железа розовую ветку —
так обнаружил себя его несравненный талант.
Четверг, 3 ноября.
Что за странное явление — способность писателя стано
виться беспомощной жертвой собственной выдумки и плакать
перед сценой, которую нерешительно, ощупью, создает его во
ображение! Вот так и я, работая сегодня над одной сценой из
«Жермини Ласерте», плакал и задыхался от неукротимого
кашля.
Пятница, 4 ноября.
Судя по количеству газетных статей о моей книге, она дол
жна очень занимать парижан, должна быть постоянной темой
разговоров в гостиных!.. Как досадно, что я заточен в моей ком
нате, куда не долетает этот поднятый ею шум!
28
Э. и Ж. де Гонкур, т. 2
433
Четверг, 1 декабря.
В конце концов, ирония нашего времени больше всего про
является в событиях политического характера. Разве мы не
знаем, что президента республики выставили из Елисейского
дворца за растраты, произведенные его зятем, —
торого, возможно, заменил бы другой, если бы не растраты,
произведенные родным его братом? * А пока найдется поря
дочный человек, Францией правит председатель совета мини
стров, которого Рошфор объявил закоренелым вором!
Понедельник, 5 декабря.
С избранием Сади Карно * начинается тирания улицы, та
тирания, которая не потерпит больше, чтобы во главе прави
тельства стоял человек значительный, — будь то Ферри или кто
угодно другой.
Среда, 21 декабря.
Способность женщины при чтении воображать себе непри
стойности превосходит все, что только можно вообразить. Сего
дня вечером молоденькая де Бонньер, в связи с приведенным
в «Дневнике» сном о Бальзаке *, где, по нашим словам, есть
пробелы, подобные тем, какие встречаются в «Сатириконе»,
спросила меня:
— Что вы хотели сказать этим? Наверное, там было что-то
неприличное... Если бы вы знали, как я ломала себе голову, как
старалась догадаться!
— Но я ничего и не хотел сказать, кроме того, что в моем
сновидении были пропуски, пробелы, как в книге Петрония,
где не хватает страниц.
Одаренный художник мог бы изобразить эту маленькую ми
ловидную женщину, как современную аллегорию Порочного
любопытства.
Вслед за женой взялся за меня муж. Этот малый, с мелоч
ным, скользким, странным умом и кошачьей повадкой, похва
лив мой «Дневник», сказал — не без обиняков и околичностей, —
что мои наблюдения не содержат всей правды... а если это и
правда, то ей все же недостает синтеза. Он, видите ли, хотел
бы, чтобы живость и эксцентричность бесед, приведенных в
«Дневнике», сглаживалась последующими примечаниями... Ну
нет, с таким складом ума никогда не написать книгу, где чув
ствовалась бы живая жизнь! Я ответил, что, как художник, я
воспроизвожу не общую правду, а правду мгновения... и что
434
порой я приближаюсь к этой общей правде, но лишь тогда,
когда длительные отношения с каким-либо человеком позво
ляют мне связать воедино разрозненные частицы правды мгно
вения. То, чего хочет от меня в простоте душевной де Боннь-
ер, — это чтобы мои книги сочетали в себе достоинства дневни
ков, написанных задним числом, с достоинствами стенографиче
ской записи и моментальной фотографии: то есть, чтобы соче