Дневники потерянной души

Starry Sky

– Хорошо же он над тобой поработал... Надо мной, впрочем, уже тоже.

– Над нами сама жизнь поработала, Маура, - не обидевшись, произнес Аргон. – Эль-Орин тут ни при чем. Он тоже лишь крошечная фигурка в огромной структуре, где каждый важен, у каждого свое предназначение и свой долг. Просто он привык считать себя главным, а теперь все его дальнейшие действия зависят от тебя, от твоего решения, а это его уязвляет.

* * *

Войдя без стука, Эль-Регир молча прошел к стулу и забрал оставленную им куртку; затем повернулся и вышел,

перед этим удостоив коротким кивком младшего брата, и лишь мельком взглянув на нас.

– Мы ничем его не обидели? – спросил мой хозяин.

– Нет, сил-села [18], - возразил Эль-Эдан. – Ты ему очень понравился.

– Правда? – с сомнением спросил Маура.

– Да. Эль-Регир редко говорит, для него легче передача. Так можно избежать непонимания, и общаться только с теми, с кем необходимо. Но его мысли часто закрыты даже от меня и от отца, - огорченно произнес подросток. – Его работа тоже оставляет отпечаток.

– Какая у него работа? – не сдержал любопытства Маура.

Эль-Эдан ответил не сразу, словно решая для себя, вправе ли он этим делиться.

– Кмерта [19]. Он следит за границами общины. Хотя до гибели матери он собирался стать сьюли[20] и рисовать карты, как она.

– Извини, я не знал про твою мать, - опечалено произнес Маура.

– Ее убила вражеская группа четырнадцать лет назад, им удалось пройти через границу незамеченными. Эль-Регир не пошел на ту прогулку с родителями в день атаки, а остался участвовать в игре. Он винит себя.

Маура сочувственно кивнул:

– Эль-Регир не виноват, конечно. Но я понимаю.

Поднявшись, Эль-Эдан вынул из своего рюкзака небольшую светлую складную рамку и раскрыл ее.

– Это мы с матерью, - поделился он. – Рисовал отец.

На поразительно четкой картинке была изображена сидящая сероволосая чужачка с младенцем на руках – я не сразу понял, что это маленький Эль-Эдан, и что стоящий рядом подросток – его старший брат.

– Как ее звали? – спросил Маура, осторожно беря рамку, чтобы получше рассмотреть.

– Эль-Реан. Они хотят лишить нас памяти... – продолжил он отрешенно уже для себя, не обращая внимания на нашу реакцию. – Пусть же их проклятием будет вечная память об их погибших.

Мой хозяин явно хотел разъяснений по поводу непонятной фразы, но все же сдержался, решив не бередить еще больше раны собеседника.

Некоторое время мы сидели в молчании.

– Знаешь, - наконец снова обратился Маура к сыну правителя, – Аргон... Эль-Ар рассказал мне немного про ваше оружие... То, из-за которого вы враждуете. А как вообще все это началось? Кому оно изначально принадлежало?

– Тем, кто доставил его сюда при первом побеге. Нашим предкам, - пояснил Эль-Эдан. – Тогда еще была Единая община. А потом уже мы разделились, только для того, чтобы никто не мог захватить власть целиком, - продолжал он, по-прежнему тщательно продумывая слова, чтобы не сказать лишнего. – Войны всегда велись за власть и за земли с множеством природных богатств. Часть из нас решила, что здешний народ – это тоже природные богатства,

на которые у них есть права обладания. Долгое время удавалось сдерживать их. Был принят договор. Лганги [21] была разобрана на части и отдана на хранение каждому из правителей, с запретом передавать свою часть другим, чтобы не нарушить наш начальный закон – не вмешиваться. Четыре угла – знак устойчивости. Четыре стихии, чтобы различать друг друга: итлаг, тиир, ула, мханту [22]. Каждый раз, когда выбираются новые правители, их изображают в записях еще в детстве, чтобы они помнили о своем долге. Сейчас покажу тебе.

Пройдя к полкам, он достал большую пластину из гибкого серебристого материала, раздвинув ее на столе. По углам обеих страниц, рядом с надписями на чужом языке, были филигранно нарисованы темными чернилами и сероватой краской четыре детских лица – впадины на лбу были не столь резко очерчены, лица, еще не принявшие четкую прямоугольную форму, менее вытянуты; по моему предположению, на рисунках им было не более шести лет.

– Вот это твой отец, да? – узнал Маура одного из черноволосых мальчиков.

Эль-Эдан с гордостью кивнул.

– А это? – Маура указал пальцем на портрет мальчика со строгим, сосредоточенным темным лицом и белоснежными волосами, чьи глаза даже с поверхности страницы обжигали ледяным холодом. – Неужели...

– Эль-Орин, - подтвердил подросток.

– Ну и ну... – потрясенно покачал головой Маура. – Вообще-то, он не намного изменился...

– У него уже тогда были такие волосы? – встрял я, удивленно пыхтя над раскрытой пластиной.

– Почему ты спрашиваешь? – не понял Эль-Эдан.

Я замялся.

– Потому, что у нас волосы становятся белыми только в старости, - выручил меня Маура. – У всех. Они... седеют, ну то есть, теряют цвет, который был сначала.

– Даже черные волосы? – не поверил тот.

– Ну да.

Эль-Эдан задумался.

– А это кто? – кивнул Маура на единственную из изображенных девочку, тоже выглядящую весьма недружелюбно.

– Эль-Калад, тари[23] Третьей общины. А это... – указал он, предваряя очередной вопрос, и лицо его помрачнело. – Это Эль-Таур.

Названный мальчик не казался особо ужасным или грозным – не более, чем остальные чужаки. Разве что глаза... Глаза были даже холоднее и мертвее, чем у Эль-Орина. Они не обжигали; их взгляд был абсолютно непроницаем. В них было тяжело смотреть, ибо казалось, что там, где должно было находиться средоточие жизни, была пустота. Глубочайшая белесая пустота, засасывающая, словно бескрайний густой туман. На детском лице этот взгляд был особенно жуток.

– Его пришлось изобразить даже после того, как его отец нарушил договор, - жестко сказал Эль-Эдан в гнетущей тишине. – А он пошел по стопам отца, и превзошел его. Цепь была сделана, чтобы легче было выжить и сохранить наши знания и традиции. На самом деле звенья не объединили нас, а разделили. И Эль-Орин уже много лет не может свести счеты с носителями Четвертого звена.