Дочь Двух Матерей
Шрифт:
Служанка опустила глаза, избегая смотреть на госпожу. Нервно сглотнула, тронула край косынки. Дело было явно серьёзнее опаленных штор или сломанной этажерки. Или даже золотого кольца, обронённого в ручей.
Рруть ожидала ребёнка.
Услышав об этом, Паландора схватилась за голову: сначала чисто фигурально, поскольку ей требовалось успокоить хлюпающую носом девушку, размазывающую слёзы по раскрасневшемуся лицу. А потом, когда её удалось привести в чувство и отослать, обещав что-нибудь придумать, уже вполне буквально.
Всё-таки её безумный план вышел ей боком. И как! К осени в этом смогут убедиться все. Даже ещё раньше, ведь скоро станет наглядно видно, что служанка нынче в положении. Возможно, киана Вилла уже что-нибудь заподозрила: пусть острота её зрения с годами притупилась, да, к тому же, её никогда не занимала личная жизнь её слуг, но едва ли от неё укрылось,
За ужином Паландора присматривалась к своей попечительнице. Та оживлённо беседовала с Эйдле и расхваливала достоинства виктонской каллиграфии супротив эскатонской. Серый кот находил её слишком вычурной и положительно дамской — но зато более сложной для фальсификации. Ни одного, ни другую, казалось, не занимали перемены в облике и настроении Рруть.
Паландора украдкой поглядывала и на служанку — кроткую девушку, которой так и не суждено было расцвести, пребывая в тени своей молодой хозяйки. В деревне или в городе, на фабрике Рруть считалась бы красавицей, но её скромная и милая красота меркла в сравнении с точёными статями и кукольным личиком Паландоры. Девушки были ровесницами и обе — сироты, так что у них было много общего. И если о судьбе родителей Паландоры было известно не так много, то мать и отец маленькой Рруть оказались глубоко набожными людьми, чья бескрайняя любовь к божественному Создателю превосходила любые другие чувства. Возможно, в какой-то момент жизни они узрели искру Творца друг в друге, что способствовало их сближению и появлению на свет результату этого сближения, но оба в конечном итоге посчитали это ошибкой. Наличие в их жизни ребёнка вмешивалось в намерение отдавать всего себя Творцу без остатка и только заставляло их страдать. Позднее они уехали в Беллию, чтобы принять сан радикальных катен.
Катенами в Эс'Карл-Тони, да и вообще на западе Велии, поскольку слово это было древнее и сохранилось во многих западных языках, претерпев лишь незначительные изменения, называли людей, посвятивших себя служению божественному Источнику. Радикальными — тех, кто служил ему особенно яро, не имел ни семьи, ни рода деятельности. Ни мирских интересов, ни страстей. Отринувших земное ради небес и призывавших других поступать так же. Хотя имо в массе своей не могли взять в толк, какова от этого польза непосредственно Творцу и почему Ему следовало служить. Ты живёшь, и живёшь хорошо, честно трудишься, уважаешь других, воспитываешь детей, — всё это само по себе уже служение. И себе, и окружающим, и той силе, что призвала тебя в этот мир. «Но нет, — говорили такие катены, — надо чтить Его и восхвалять, и всё надо делать во имя Его». «Делайте, — добродушно соглашались остальные, — воля ваша. Только нас в свои дела не впутывайте». Из этих настроений и было основано к юго-западу от Вик-Тони такое государство, как Беллиа. Справа ему соседями были просвещённые виктонцы, на северной границе — прагматичные вардистонцы, а с юга и запада этот край омывал океан. Земли там были в меру плодородные, сверх меры живописные (только в таких краях и воспылаешь чувствами к Творцу!) и предусмотрительно небогатые сколь-нибудь значимыми ресурсами — иначе бы никто так просто их не пожертвовал на откуп богострастному фанатизму. Так что экспортировать, кроме чистой веры, беллтонцам было нечего, но хватало с них и того.
Считалось, что рано или поздно всякий уважающий себя человек должен хотя бы раз в жизни побывать в Беллии — совершить паломничество, прикоснуться к прекрасному, узнать чуть больше о божественном Создателе из уст его верных приспешников. Столетия спустя можно будет смело сказать, что отрасль туризма с большим успехом кормила этот оплот слова божьего на протяжении веков — и продолжала это делать. Недостатка в населении эти земли также не испытывали: далеко не все катены стремились стать родителями (и история появления на свет Рруть тому подтверждение), но в Велии всегда находились люди, узревшие в красоте окружающего мира божественный замысел и возжелавшие приобщиться к этому замыслу с особым рвением. А Беллиа была удобна тем, что здесь как ни в чём другом разбирались в «тонких материях». Здесь не существовало канонов: каждый видел Творца по-своему и имел на это полное право. Бог был многогранен: Отец, она же Мать, и оно же Дитя. Ты мог быть хоть нарустонцем с далёкого востока, где текут полноводные реки, где раскинулись бескрайние просторы и белеют берёзы; хоть смуглоликим асшамарцем, возлюбленным дитём пустыни, скрывающим свой лик под гутрой, избегая прямых губительных лучей палящего аль'орна. Ты даже
Приняли и эту пару выходцев с Ак'Либуса, да так, что больше они никогда не возвращались, а их дочь, едва научившуюся ходить, взяла к себе на воспитание сестра её фанатичной матери, она же по совместительству кухарка замка Пэрфе. Так и получилось, что в замке почти одновременно появились две девочки-ровесницы, которым суждено было бы стать близкими подругами, если бы не разница в их социальном положении, о котором к тому же так пеклась киана Вилла. И обе выросли бок о бок, и одна, хоть и затмила другую, но не могла не признать, что прелестная Рруть не во многом ей уступала. Девушки были похожи внешне — одного роста, темноволосые, субтильные. Именно это обстоятельство и навело тогда Паландору на мысль просить служанку её подменить. И вот вам результат. Как она об этом раньше не подумала?! Хотя, в деревне утверждали, что с первого раза далеко не каждая пара достигает таких успехов. Некоторые рассказывали, что они жили с мужем год, два и даже больше, прежде чем смогли, наконец, порадовать родных долгожданными внуками. Велись в Пэрфе-Кур и другие разговоры — о легкомыслии молодых, мимолётная шалость которых оборачивалась далеко идущими последствиями. Но до ушей Паландоры они не доходили ввиду деликатности этих тем.
В общем, требовалось что-то делать. Что Рруть, что Паландора, это понимали, и последняя опасалась, что каждая — по-своему. Можно было, конечно, оставить всё как есть. Киана Вилла решит, что служанка нашла себе дружка, которому слишком многое позволила. Пожурит её, конечно, да тем дело и кончится. Но что, если нет? Если она устроит девушке допрос, а та возьми и брякни, кто отец! А если малой сам по себе родится весь в него? «С поломанным носом», — усмехнулась Паландора. Да нет, кто там будет искать сходство… И тем не менее. Рисков было не счесть.
Избавляться от ребёнка было поздно — да никому, признаться, и в голову такое не пришло. Даже если бы Паландора знала, как это делать, она сочла бы это кощунством.
Но производить его на свет тоже было не дело, вот что! Во всяком случае, при свидетелях. Требовалось убрать служанку с глаз кианы Виллы, пока она не родит — а ещё лучше убраться вместе с ней. Чтобы уж быть уверенной, что она не натворит глупостей. Как бы это устроить…
Можно было отправиться в путешествие: теперь, когда у них в замке поселился этот Эйдле. Паландора, как видно, не слишком хорошо понимала, что роль советника не тождественна роли заместителя — или искусно делала вид, что не понимала. Вот только куда поехать, когда у Виллы по всему Ак'Либусу друзья и осведомители? Уж лучше куда-нибудь подальше, прочь с острова.
И тут её озарило: Виттенгру.
Если предложение кианы Фэй было до сих пор в силе, почему бы им не воспользоваться?
Конечно, женщина, чей младший сын оказался безнадёжно влюблён в эту девочку, а старший так и вовсе погиб, будучи на ней женат, едва ли горела желанием видеть её. Да и сама Паландора не была уверена, что сможет смотреть ей в глаза без стыда, но какие у неё имелись альтернативы? Уж против того, чтобы её подопечная съездила к достопочтенной Фэй, киана Вилла возражать не будет. Из этикета, для расширения кругозора, чтобы подтянуть виктонский, развеяться и ознакомиться со столицей просвещённого государства, — да мало ли ещё, из каких соображений. Путь на материк неблизок, так что ехать меньше, чем на сезон, нецелесообразно: все с этим согласятся. А уж её беременную служанку никому не придёт в голову обсуждать по ту сторону океана: есть темы и поважнее.
Оставалось уговорить попечительницу отпустить её за границу и написать киане Фэй. И крайне желательно пуститься в путь до того, как положение Рруть станет невозможно скрывать.
Тогда Паландоре пришла в голову ещё одна светлая мысль: обратиться за помощью к Эйдле. Судя по всему, у неё отлично получалось с ним ладить, а у того, в свою очередь, — ладить с Виллой. Да уж, лучшего времени, чтобы в их жизни появился этот серый кот, и придумать было нельзя.
— Скажите, вы владеете виктонским языком? — обратилась к нему Паландора и (ещё одна хорошая новость!), услышав утвердительный ответ, попросила помочь ей составить письмо, рассказав заодно, кому она пишет. Эйдле галантно выразил своё огорчение, связанное с тем, что юная киана, не успев возвратиться из Йэллубана, уже вновь намеревалась отправиться в путешествие.