Дочь Двух Матерей
Шрифт:
На следующий день, в начале седьмой недели лиатора она обрадовала киану Фэй известием о скором пополнении в семье. Рэй был прав: киана расцвела. Несколько печальным цветом, как осенняя лиловая астра, по которой видно, что дело к зиме, но тем не менее ей дарила утешение мысль, что её старший сын оставил после себя продолжение. Взглянув в добрые зелёные глаза этой женщины (впрямь как у Рэя: он не преувеличивал, что такие глаза ему достались от матери), Паландора почувствовала укол раскаяния. Как было низко и позорно лгать бедной гердине. Но сделанного было не воротить.
А ночью её посетила ещё одна, весьма «своевременная» мысль: надо было что-нибудь сказать Рруть. Она-то как воспримет новость, что госпожа, оказывается, в сходном положении, что и она?
«Придётся солгать ей, что всё произошло в тот момент, когда я вернулась в свои покои, после неё», — решила девушка.
А как тогда объяснить, что по прошествии нужного срока из них двоих родит только одна?
«Да что вы все от меня хотите?!» —
Или будет?
«Короче, не к спеху, — отмахнулась она, — потом разберёмся!»
Пока что она приготовилась отдельным бонусом понаблюдать за реакцией Рэя, который был вынужден лицезреть в своём доме женщину, которую любил, и которая носила ребёнка его брата. Впрочем, Рэй на этой неделе был слишком занят другими заботами: ему предстояли экзамены. В галвэйдегор он должен был держать первый из них: историю. Так что все сутки напролёт до этого он бубнил себе под нос даты и фамилии известных деятелей, венценосцев и полководцев. К вечеру киана Фэй, не желая больше этого слышать, напоила его ромашковым чаем и добавила капельку валерианы. Даже собственноручно отвела его в постель и укрыла одеялом, чтобы убедиться, что он как следует отдохнёт и не заработает себе нервный срыв. Наблюдая за таким проявлением материнской заботы, Паландора невольно поймала себя на мысли, что этим двоим не требуется, по сути, никто другой в их жизни: ни мужья, ни жёны, ни родители, ни дети. Они уже являются друг для друга всем вышеперечисленным.
Глава 49
Лето шло на убыль. Рэй с горем пополам сдал экзамены. Горе заключалось в его настрое: после каждого из них он был уверен, что провалил все вопросы, отвечал недостаточно убедительно, забыл привести массу дополнительных аргументов в поддержание своей позиции. Что нарисовал из рук вон плохие акварели и карандашные эскизы, для одного из которых он даже просил позировать Паландору. Объективно же он с достоинством выдержал испытания и был зачислен на первый курс факультета изящных искусств. Когда ему пришло пригласительное письмо, у него от радости подкосились ноги, а киана Фэй в тот же день внепланово созвала завсегдатаев своего светского салона, и гостей несмотря на то, что их уведомили так поздно, набралось несколько десятков. Они столпились вокруг новоиспечённого студента в палево-поталевом будуаре с гобеленовой мебелью в букетах нежной сирени и поздравляли его от всей души, жали руку и высказывали свои надежды на то, что Виктонниа в скором времени приобретёт ещё одного выдающегося живописца. Киана Фэй выставила лучшие акварели сына на всеобщее обозрение, превратив будуар в подобие камерной художественной галереи.
Приходил и преподаватель живописи. Он с удовольствием рассказал присутствующим о том, как принимал у Рэя экзамен профессиональной направленности, а именно — портрет.
«Ах, узнаю вас, — обратился он к Паландоре, приметив её в уголке, — теперь я понял, кто эта милая киана, которую Рэй изобразил на вступительном испытании. Вы, верно, в курсе о том, что принесли ему высший балл?»
Теперь Паландора была в курсе. Она радовалась за юное дарование наравне со всеми. Пила лавандовый чай с кремовыми пирожными, слушала последние новости. За эти недели она наловчилась воспринимать виктонскую речь на слух и бойко читала, но по-прежнему стеснялась говорить. В общем-то, зря: у неё имелась неплохая база, которую дала ей ещё киана Вилла и преподаватели. Но для Паландоры виктонский язык оставался порождением затянувшихся классных занятий, послевкусием репетиторского мела на кончике языка, строчками и диктантами. Она была твёрдо уверена, что не сможет достойно на нём говорить. Её отваги хватало лишь на дежурные приветствия, благодарности и любезности. Ответив одной из них на комплимент господина с труднопроизносимым именем — заведующего архивом — она поднялась, огладила юбку и сирени гобелена, и просила её извинить. Даме в положении требовался отдых.
Паландоре отдых требовался куда больше, чем если бы она была взаправду беременна. Она имитировала округлость живота уже больше часа, и теперь у неё раскалывалась голова.
«Уж лучше бы я обошлась подушкой…» — подумала она, уединившись в комнате и с наслаждением отпустив морок. Сделала глубокий вдох, потёрла пульсирующие виски. Стояла одиннадцатая неделя альфера. Она была здесь уже пять недель и, признаться, отлично проводила время. Гуляла по городу, ходила в театр на вечерние представления, побывала на балу, который давал вице-адмирал королевского флота — ни много ни мало, на палубе боевого фрегата, в очень живописной заводи, недалеко от столичного порта. Рруть тогда благоразумно отказалась сопровождать свою госпожу, а Паландора славно повеселилась и грациозно танцевала со всеми желающими — отчасти потому, что хотела, отчасти из-за того, что
Она ездила в звонком трамвае и каталась на лодке по разливной широкой Отере. Посетила водопады Ахлау. Пробовала миндальное мороженое и лимонный лёд с горькой кислинкой. Ходила с Рэем в Галерею изящных искусств: тогда она вспомнила, как злорадствовала в Эрнерборе, что он-то, в отличие от неё, не сможет здесь побывать. Но вышло совсем по-другому — и, пожалуй, к лучшему. Рэй восторгался классической школой живописи, сыпал именами и названиями течений; Паландора одним глазом всматривалась в полотна, другим — внутрь себя, поддерживая иллюзию. Тогда это было ещё не так сложно, кроме того, не возбранялось на время прерваться, отвернувшись к стене. Сейчас она бы не стала так рисковать.
А несколько дней спустя она поднялась с кианой Фэй и её знакомыми из Академии наук на астрономическую башню академии. Вспомнила, как в Йэллубане за день до своей свадьбы Балти-Оре показала ей город с высоты башни замка Бэй. И если тогда у Паландоры возникло ощущение, что она взлетела к самым облакам, то сейчас она однозначно пробила стратосферу. И даже с этой неземной высоты город предстал перед ней без конца и края. Только с южной стороны краем ему служил океан; в любом другом направлении — куда ни взгляни — тянулись продолговатые кубики домов и ниточки проспектов. И кобальтовые ленты двух рек. Одна уходила на северо-запад, другая — на северо-восток. Обе на краткий миг переплетались, формируя остров — пятый округ Виттенгру — и разбегались вновь, чтобы слиться с морем каждой по-своему: Отере — ровно и гладко, всем своим естеством; Ахлау — растекшись венами дельты. Сверху она напоминала голую весеннюю ветвь, покрывшуюся первыми почками. Самые красивые и фешенебельные жилые районы Виттенгру располагались именно в дельте Ахлау. Отчасти они напоминали синий квартал Эрнербора: точно так же изобиловали каналами и навесными мостами. Там змейкой вилась особая трамвайная линия: обзорная. Трамваи по ней ходили зелёно-голубые, двухэтажные, с открытой верхней площадкой. Кузнечиками скакали между каналами. А пахло, как ни странно, в этих краях не застоявшейся водой, а незабудками.
В том месте, где дельта начинала ветвиться, был построен планетарий. Несмотря на то, что учёные Академии уверяли Паландору, что искусственное звёздное небо является жалкой пародией на то, что можно наблюдать в их обсерватории (особенно в последние недели лета, когда звёзды особенно ярки!), она пожелала его посетить. Отчасти он напоминал один из флигелей академии: из того же камня, той же многогранной формы, с таким же шаровидным куполом. Изнутри этот купол своим видом вовсе оставил её без слов. Он в точности повторял небосвод и изобиловал многочисленными созвездиями, которые были выполнены в художественной манере: каждому созвездию соответствовало изображение, которое напоминало его и дало ему имя. Паландора, которая не знала до этого дня никаких созвездий, кроме Факела, Дома и Кувшина (первые два были знакомы каждому ребёнку, а третье ей очень понравилось, и она его запомнила), теперь с восторгом заполняла этот пробел в кругозоре. Здесь же она впервые познакомилась с эклиптическими созвездиями, в каждом из которых можно было в течение года наблюдать движение Аль'Орна. Киане рассказали, что в Асшамаре эти созвездия имеют большое значение, и каждому человеку покровительствует одно из них в зависимости от дня его рождения. Взять хоть Паландору: она родилась в двенадцатый галвэйдегор паланора — когда аль'орн находится в созвездии Лисицы. Люди, рождённые под знаком Лисицы, хитры и находчивы. Они осторожны и грациозны, и не торопятся блеснуть своими выдающимися качествами, приберегая их до лучших времён. Сама королева Вивьенн и визирь шадрыма Дульзангая, к примеру, тоже лисицы — уж не визирь ли подстрекал владыку к тому, чтобы рваться к Южному океану?
Впрочем, виктонцы не были настроены обсуждать политику и конфликт между Алазаром и Асшамаром. Паландоре вообще повезло, что они заговорили с ней о восточном мировоззрении. С эскатонцами поди потолкуй об Асшамаре, не скатываясь в политические распри и не переходя к прямым оскорблениям. Больная тема, что ни говори.
При планетарии были открыты публичные бани с бассейном: по легенде, королева Виндрия, прабабушка нынешней правительницы, не слишком жаловала точные науки — несмотря на то, что Виктонниа уже приобрела мировую славу колыбели наук и искусств. Она была капризной и избалованной дамой, и предпочитала роскошь и развлечения. И ни за что бы не стала спонсировать постройку какого-то там планетария. Зато на сооружение бань казна охотно выделила средства. Так, добившись финансирования, застройщик превзошёл себя и отстроил комплекс в тематике звёздного неба. Выложил его редкой в те годы и смелой по дизайну чёрной мозаикой фирмы Лэк (с тех пор эта фирма полностью оправдала своё название, поскольку «лэк» на виктонском означает «чёрный»). Разбил зал с большим круглым жёлтым бассейном в центре и девятью маленькими «лягушатниками» — каждым своего цвета и на своей орбите. А парные — те вообще отдельное произведение искусства! Шаровидной формы, с каменкой в центре и полукруглыми гнутыми лавками вдоль стен. А сами стены воспроизводили звёздную карту со всеми подробностями, и когда посетители поддавали пар, им казалось, что вот они уже летят сквозь туманности и космическую мглу к далёким планетам.