Дочь Двух Матерей
Шрифт:
Несмотря на витиеватость его речи, она прозвучала довольно комично, по той причине, что произносящий её говорил практически по слогам, то и дело отводя глаза в сторону, как будто сверяясь с невидимой подсказкой.
«Ба, — подумал Рэдмунд, — да это одна из самых длинных фраз, которые ему когда-либо довелось произнести!»
— Долго же ты репетировал! — усмехнулся он. — Честное слово, если бы ты столько же времени посвятил тому, чтобы облегчить труд своей благочестивой матушки, из тебя вышел бы толк! Что же касается меня, то я ручаюсь за каждое моё слово, произнесённое сейчас, равно как и за каждое из тех, что произнёс тогда. Мне нет нужды извиняться за высказанное мною мнение — заметьте, мнение, коего я придерживаюсь и поныне.
На лицах братьев отразилась умственная работа. Им нелегко было с наскока осмыслить
— Так ты не желаешь извиняться?! — крикнул он и стукнул кулаком по столу. — Бей его, ребята!
«Ну наконец-то!» — подумал Рэдмунд с облегчением. Его свита, состоявшая из Налу и Агриса, двух его близких друзей, уже успела встать в позицию и обнажить мечи.
— Бейте их всех! — закричал второй брат, как видно, потеряв мысль. — За оказание неуважения горожанам, оскорбление женщин и трудящихся и прочих и… короче, бейте, братцы!
И первая затрещина, как ни иронично, прилетела именно ему. Она досталась от хозяйки таверны, которая сразу смекнула, что к чему, и ринулась разоружать конфликтующих. Как только оружие было изъято, бой развернулся во всей красе. Как уже было упомянуто, их собралось шестеро против троих. Налу подбили левый глаз, а правым он и так видел слабо, что спасло в тот день часть бойцов от его пудовых кулаков — другим же, напротив, досталась двойная порция. Агрису рассекли бровь и хрустнули пару рёбер, причём за одно из них ответственен был Налу. До Рэдмунда же никому пока ещё не удавалось добраться. Он вёл бой, согласуясь со своей личной тактикой, неизменно появляясь в тех местах, где можно было нанести удар, и ускользая из тех, где под удар попадал он сам. В общей суматохе невозможно было понять, как ему это удавалось. И если поначалу посетители дрались ради самой драки, то теперь, после первых синяков и царапин, до людей начало доходить, что тот, на кого направлен их гнев, продолжает бегать от правосудия. Но вот незадача: бойцам недоставало слаженности действий. Каждый рвался побить Рэдмунда, но каждый действовал в одиночку, натыкаясь при этом на таких же жаждущих. Немудрено, что вскоре горожане принялись распихивать один другого локтями, а там дело дошло и до тумаков. И пока они, увлечённые, мутузили друг друга, Рэдмунд, смеясь, взобрался на барную стойку и наблюдал за кишащим под ним морем из голов, туловищ и конечностей, время от времени выуживая кого-нибудь из толпы и, наподдав пинка, роняя его обратно. Треск стульев и звон бутылок сопровождал развернувшуюся перед ним живописную картину.
Дверь таверны распахнулась, впустив нового посетителя. Его никто бы и не заметил во всеобщей суматохе, но не таков был этот посетитель, чтобы не суметь обратить на себя внимание, когда ему это требовалось. Точнее, ей. Это была высокая стройная девушка в доспехах. Медь её кирасы сверкала на солнце, соперничая с не менее яркой медью кудрей, а глаза цвета тёмного мёда оценивали обстановку, не упуская ни одной детали. Увидев Рэдмунда, девушка нахмурилась. Рука её, сжимавшая хлыст, поднялась в угрожающем жесте, и в этот момент шум в таверне затих, несмотря на то что незнакомка даже не успела воспользоваться своим орудием. Всё внимание в один миг обратилось к ней, и тому было объяснение: перед ними стояла сама Феруиз Фэй, дочь Тоура и сестра Рэдмунда.
Не говоря ни слова, девушка жестом поманила брата, и он так же безмолвно соскочил с барной стойки и повиновался.
— Это вам за беспокойство, — обратилась Феруиз к хозяйке заведения, безошибочно узнав её в толпе и передав ей туго набитый кошелёк. — Что же касается этого дела, — девушка многозначительно и с лёгким презрением обвела взглядом изувеченных граждан, — следствие выяснит, на чьей стороне правота, и компенсирует пострадавших. Желаю всем удачного дня.
Сказав так, она вышла из таверны, поддерживая Рэдмунда за плечо. Никто не посмел ей возразить. С мнением Феруиз считались в Рэди-Калусе почти так же беспрекословно, как с мнением её отца.
Брат и сестра оседлали коней и двинулись по направлению к замку. Проехав несколько кварталов и убедившись в немноголюдности улиц, девушка разом утратила невозмутимое выражение лица и разразилась
— Я же рассказывал тебе эту историю! — не выдержал он, наконец. — Мало того, что эта женщина посадила себе на шею бездельников и драчунов, так они же ещё и склонны винить во всякой мелочи кого угодно, но только не себя самих! Впервые услышали о себе правду и сами же на неё обиделись. Клянусь, даже если бы я их убил, невелика была бы потеря!
— Да, это так, — неожиданно согласилась Феруиз. — Ты зришь в корень, Рэдмунд, и я тебе уже об этом не раз говорила, но тебе недостаёт терпения. Стратегии. Ты — превосходный тактик, склонный напрямую в лоб решать проблемы, которые истинный стратег даже не создаёт. Если хочешь услышать моё мнение, вот оно: Рэди-Калус, а, возможно, и весь Ак'Либус, и целый мир, населён бестолочами. Здесь нет ничего нового. Но если каждому из них глаза в глаза сказать, что он поступает бестолково, и даже объяснить, почему, ничего не изменится.
Рэдмунд хмыкнул.
— И как я, по-твоему, должен разруливать весь этот бардак? Да, я бываю груб, злоупотребляю вином и провожу время в шумных компаниях. Вы с отцом можете вменять мне это в вину, и я её признаю. Но как вы мне прикажете в дальнейшем управлять своими подданными, которые обижаются на правду о себе и скалятся в ответ? А я тебе скажу, как: горбатого и дурака лишь дым крематория исправит!
Феруиз ничего на это не ответила. Она знала Рэдмунда слишком хорошо, чтобы понимать, что он, со свойственным ему юношеским максимализмом готовый обличать бытовое скудоумие других, в то же самое время точно так же не готов узнать правду о самом себе. И точно так же он будет обижаться и сотрясать воздух, услышав о том, что он нарочно ведёт себя самым непристойным образом, пытаясь вызвать на конфликт собственного отца. Ведь он далеко не глуп, он прекрасно видит, что благодаря своему поведению теряет уважение и расположение народа, которым ему вскоре предстоит управлять. Феруиз заметила и то, что брат её стал таким после отъезда их матери. Рэдмунд и до этого был сорвиголовой, но старался держаться хоть в каких-то рамках приличия. Неужели он тайно полагал, что, заметив такую перемену в своём сыне, Тоур потребует мать вернуться, чтобы как-то на него повлиять? Осознавал ли это сам Рэдмунд? Понимал, что ему её не хватало? Да, он был слишком горд, — но слишком горд для того, чтобы признать это перед другими или даже перед самим собой?
— Я думаю, — произнесла она наконец, — тебе следует обсудить это напрямую с отцом. Ведь ему тоже приходится сталкиваться с затруднениями подобного рода. Тебе не стоит игнорировать его опыт и лезть на рожон, ведь в такие моменты, пытаясь достичь чего-то одного, ты упускаешь из виду многое другое. Ты станешь отличным правителем, Рэдмунд, отец и мать будут гордиться тобой, но прежде всего, ты будешь сам гордиться собой. Просто избегай опрометчивых слов и решений.
И Феруиз мысленно выдохнула. Она говорила это ему уже далеко не впервые, но таким людям, как Рэдмунд, требуется повторять добрые советы по несколько раз, благо их упрямство мешает воспользоваться ими сразу. Феруиз и сама была такой же. Не требовалось многого, чтобы вывести её из себя, и несовершенство мира зачастую оскорбляло её чувство гармонии и справедливости. Но она рано убедилась в том, что её вспышки гнева и желание настоять на своём лишь отталкивают её от намеченных целей и отнюдь не приближают к ним. Выражаясь фигурально, она обнаружила, что вспыхивает быстро, как лесное пламя от одной искры, и ей необходимо научиться контролировать свой внутренний огонь, не то он рискует перерасти в пожар и сжечь её — и всё её окружение — дотла.
Говоря начистоту, Феруиз обладала головой ещё более горячей, чем у Рэдмунда. Просто она лучше держала себя в руках.
Рэдмунд не отвечал сестре. Он признавал её правоту, и сейчас он впервые подумал о том, что она куда ловчее него справилась бы с обязанностями герда. Если бы у него был выбор, он бы предоставил ей самой заниматься этим. Но он должен был следовать по стопам отца, как его готовили с самого детства, и сейчас он был рад получить в лице Феруиз достойного союзника и советника.