Дочь Двух Матерей
Шрифт:
Алазар в те годы планировал первую восточную кампанию, и основные силы Пэрфе были сосредоточены на выполнении заказов по снабжению армии. Дядя Виллы и его сыновья, владевшие Пэрферитунусом, изъявили желание принять участие в этом сулившем выгоду деле. Для Виллы это был шанс: она предложила семье взять управление Пэрферитунусом на себя, и ей дали добро. Решение отправить своевольницу в дальнюю колонию некоторые члены семьи даже посчитали блестящим. Так она впервые оказалась на Ак'Либусе и сделалась единоличной хозяйкой самого крупного региона острова. Приняла титул гердины. Впереди её ждали годы упорного труда и больших достижений. Это было её золотое время. Она целиком посвятила себя работе, заведомо отказавшись от семьи и детей, в которых она никогда не нуждалась. И за двадцать пять лет её правления регион расцвёл: отдельные фермы были организованы в общины, мануфактурный труд оптимизирован
Это стало ещё одной причиной, по которой дом Пэрфе её невзлюбил. Принцип сплочённости и общности интересов, царивший в нём, сделал эту семью одной из самых влиятельных в империи, но он не должен был распространяться за её пределами. Это был их личный секрет успеха, и никому бы в голову не пришло им делиться. А эта выскочка, эта одиночка в одну голову объединила вокруг себя целый Пэрферитунус, где Виллу любили, ценили и уважали. От открытого конфликта их удерживало лишь то, что Пэрферитунус оставался регионом земледелия, овцеводства и лёгкой промышленности; поручили бы Вилле править армией по тому же принципу — и одному Создателю известно, что бы из этого вышло.
В общем, четверть века спустя, когда плоды бурной деятельности Виллы расцвели настолько, что их стало видно невооружённым глазом, над Пэрферитунусом начали сгущаться тучи. Вилле на тот момент уже исполнилось пятьдесят пять лет, она была по-прежнему бодра и полна сил, но возраст постепенно накладывал свой отпечаток. В год, предшествующий этому, случилось ещё одно значимое событие: в её жизни появилась маленькая Паландора. Хозяйка Пэрферитунуса была теперь не одна. Это вызывало у неё досаду и в то же время дарило надежду: Вилле уже неоднократно намекали в мягкой форме, что её «социальные эксперименты» зашли слишком далеко. Дом Пэрфе не мог устранить её от дел без её согласия или, хотя бы, распоряжения Верховного короля (который, видя труды расторопной гердины, ни за что бы его не дал), но мог терпеливо дождаться, когда бездетная женщина сама уйдёт на покой. Если бы в этом случае земли перешли другому члену семьи, весь многолетний труд Виллы пошёл бы насмарку. Но если бы Вилла объявила наследницей Паландору, дело приняло бы другой оборот.
Неизбежно возникает вопрос: кем же была эта Паландора и что связывало её с кианой Виллой? То была дочь её близкой и дорогой сердцу подруги, по трагической случайности оставшаяся без отца и матери. Гердина не пожелала отдать двухлетнюю девочку в Дом братьев и сестёр Пэрферитунуса, но решила вырастить её сама, как родную дочь — племянницу, внучку, называйте, как хотите.
— Дочь её дорогой сердцу подруги, — вздохнула Паландора. — Право, не такой уж и дорогой, если её ребёнка можно вот так запросто оставить дома и не взять на ярмарку: причём, подумать только, из-за какой ерунды! Знаете, может, и правда есть смысл найти себе мужа — посмеет тогда эта вредная киана мне что-нибудь запретить!
— О, да, госпожа, но что, если тогда вам запреты будет чинить ваш супруг?
Глава 4
Паландора поднялась на колени и выглянула за полог. Девушка в кружевном переднике, которой принадлежало столь неосторожно оброненное замечание, звонко рассмеялась, но, увидев взлохмаченную киану, покраснела и зажала рот ладошкой. Паландора укоризненно покачала головой.
— Рруть… Нехорошо подслушивать чужие разговоры.
— Абсолютно верно замечено, госпожа. Но я полагала, что вы говорите со мной. Ведь, кроме нас, здесь никого больше нет.
— Но я даже не слышала, как ты вошла.
— С кем же тогда вы беседовали, госпожа? — удивленно спросила Рруть, протирая пыль с каминной полки.
— Сама с собой. И, да, эти разговоры тоже относятся к тем, что неприлично подслушивать.
Паландора слегка кривила душой, в том числе и перед собой.
Паландора ни с кем не делилась этим своим открытием, сделанным уже очень давно. Она вообще была не из тех, кто привык делиться своими мыслями — по крайней мере, с людьми. С этими же существами она привыкла вести долгие разговоры. Они редко отвечали (по крайней мере, словами), но этого и не требовалось. Главное, они всегда были готовы её выслушать.
И надо же было сейчас прийти Рруть и ей помешать! Впрочем, Паландора была рада отвлечься и поболтать со служанкой, которая, покончив с пылью, взяла в руки веник и, потупив взор, заметила:
— Если присутствие других вам неугодно, госпожа, достаточно всего лишь запереть дверь. Скажите, позволите вы мне продолжить уборку или мне лучше уйти?
Киана озорно улыбнулась. У неё созрел план.
— Лучше всего будет, если ты позволишь мне помочь тебе, Рруть.
— Но, госпожа…
— Да-да, я знаю, кианам не положено заниматься такими делами, и это работа слуг, и что скажет любезная Вилла, и прочая чепуха! Так вот: кианы Виллы сейчас нет дома, а, значит, я могу немного развлечься. Будь добра, передай мне веник.
Рруть более не возражала и, вооружившись щёткой, киана принялась за работу. Вдвоём девушки справились с уборкой намного быстрее, переходя из комнаты в комнату и смахивая пыль, подметая, взбивая подушки и наводя чистоту. Затем они спустились в кухню, и Рруть принялась мыть посуду, а Паландора насухо вытирать её полотенцем. Время летело незаметно.
— После обеда пойдём в Пэрфе-Кур? — предложила девушка служанке. Та согласилась. К этому времени она уже успела рассказать все последние новости из деревни и упомянула о том, что местные ребятишки давно не видели свою любимую киану и очень по ней скучали. Сказано — сделано. После незамысловатого обеда, состоявшего из свежей окрошки и запечённого картофеля с грибами, девушки поднялись к себе и переоделись в лёгкие сарафаны с широкими поясами. Рруть заплела длинные волосы Паландоры в две толстые косы и собрала небольшую дорожную корзинку, куда она сложила кошелёк, медовые и мятные конфеты для детей, набор лоскутов и ленточек, и томик из серии естественных наук. Обувшись в летние сандалии из сакшо, девушки вышли из замка и, обогнув изумрудный холм, уже через каких-то десять минут были в Пэрфе-Кур. Едва они поравнялись с первыми домами, как их окружила толпа ребятишек всех возрастов — от карапузов до парней и девушек на выданье. Паландору здесь очень любили. За неимением подруг своего сословия и иных развлечений в замке помимо чтения и водных процедур, она сблизилась с деревенскими жителями, охотно им помогала, играла с детьми и рассказывала им необыкновенные истории из прочитанных книг, либо читала им вслух. Жаль было только, что простому народу приходилось то и дело оказывать ей почести. Паландора в них не нуждалась и переживала, что, несмотря на душевные и открытые отношения, которые установились между ними, эта разница в общественном положении неизменно их разделяла.
Сегодня дети занимались поливкой и прополкой большого общественного огорода. Пока ребята таскали воду, вскапывали грядки и устраняли сорняки, Паландора читала им книгу, которую принесла Рруть. В ней рассказывалось о строении земли и о космических телах. О храбром вардистонском мореплавателе Лучко Тинкле, который восемьсот сорок лет назад сделал удивительное открытие: в одном из путешествий в поисках новых берегов его корабль наткнулся на невидимую преграду посреди океана. Это открытие чуть не стоило жизни его экипажу и значительно повредило корабль. Но, несмотря на повреждения, он решил изучить новое явление и прошёл под парусами несколько миль вдоль преграды, в надежде найти брешь. Надежды его не оправдались, но феномен был зафиксирован в судовом журнале и предан огласке по возвращении экспедиции. Данное открытие всколыхнуло общественность; корабли были направлены в разные концы океана, чтобы проверить, смогут ли они встретить нечто подобное. С того самого года жизнь разделилась на «до» и «после» — настолько, что открытие Лучко Тинкла положило начало новой эре, новому летоисчислению.